Дверь отворилась, и на пороге появилась женщина. Я решила, что ей немного за тридцать. Очень густые черные волосы ее были собраны высоко на голове в довольно сложный узел; узкие, вытянутые и чуть раскосые глаза придавали ей почти восточный вид. Высокий рост, широкие бедра и пышный бюст – она была яркой женщиной, но я почему-то сразу прониклась неприязнью к ней. Глаза ее остановились на мне, и я инстинктивно почувствовала, что она приняла меня за новую миссис Грэнвилл. Во взгляде ее сквозило то ли злорадство, то ли злоба.

Мне захотелось указать ей на ошибку.

– Вот наконец и мы, миссис Макен, – обратился к ней Уильям Грэнвилл. – Это миссис Грэнвилл, а это ее подруга мисс Мэллори. Миссис Макен следит здесь за порядком, не так ли, Милли? Ну и помогает мне во всем.

Последняя фраза показалась мне важной, и, исходя из того, что мне в последнее время открывалось в муже Фелисити, что-то во взгляде, которым они обменялись, подсказало мне: его с экономкой связывают очень близкие отношения.

– Что ж, входите, – сказал он.

Миссис Макен произнесла:

– Добро пожаловать в хозяйство Грэнвилла.

– Спасибо, – ответила я, а Фелисити кивнула. Она как будто утратила способность говорить. Теперь внимание миссис Макен обратилось на Фелисити, и я уже не сомневалась, что чутье меня не подвело.

Мы вошли в небольшую переднюю. Через открытую дверь я увидела большую кухню, в которой, несмотря на жару, ярко пылал камин.

– Первым делом поедим, – сказал Уильям Грэнвилл. – Мы умираем с голоду. Весь день тряслись в экипаже. Леди еще не привыкли к нашим дорогам, Милли. Они только что из Англии.

Я добавила:

– Это еще ничего по сравнению с тем, как нас качало на корабле.

– Зато подготовились, – сказал мистер Грэнвилл. – Так что с едой, Милли?

– Все готово.

– Может, умоемся с дороги? – предложила я.

– Ты слышишь, Милли? Леди хотят умыться.

– Горячая вода нужна, – сказала она. – Я скажу Сал, она принесет. Мне провести их в комнаты?

– Я сам проведу. А ты займись едой.

Мы прошли в просторную, но довольно скудно меблированную комнату. Помещение это казалось холодным и неприветливым, возможно, из-за тростниковых циновок на деревянных полах. Уильям Грэнвилл зажег масляную лампу, и ее свет рассеял сгущавшуюся темноту.

– Ты впервые видишь свой новый дом в темноте, – сказал он. – Ты молчишь, любовь моя.

Фелисити произнесла:

– Я очень устала.

– Конечно, конечно. Но не беда. Ты теперь дома.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж.

– Это брачная комната, – сказал он. Я увидела стеклянную дверь на балкон. – Окна приходится держать закрытыми. Москиты здесь настоящее бедствие… И не только москиты. Здесь, в саванне, тебе ко многому придется привыкать. Теперь покажу вам комнату мисс Анналисы.

Располагалась она в конце коридора, чему я даже обрадовалась: мне хотелось быть от них как можно дальше.

Комнату мне выделили маленькую, с голым деревянным полом, тростниковой циновкой и кроватью с медным остовом. Обстановку дополняли стул, шкаф и умывальник.

– Вот, – сказал он, – здесь вы будете спать, пока мы будем иметь честь принимать вас.

– Спасибо. – Мой тон свидетельствовал о том, что я хочу остаться одна.

Он заколебался, бросив на меня тот самый взгляд, которого я боялась и который ненавидела.

Я выглянула в окно. Было слишком темно, чтобы что-нибудь рассмотреть, но я различила какие-то надворные постройки и кусты в отдалении. Вошла горничная, очень молоденькая, с кувшином горячей воды. Ей было не больше четырнадцати, и она очень испугалась, увидев Уильяма Грэнвилла, а в том, что испугалась она не меня, я не сомневалась.

– Спасибо, – поблагодарила я, взяла воду и повернулась к Уильяму Грэнвиллу спиной. Когда он ушел, я с облегчением вздохнула, снова подумав: «Уеду отсюда при первой же возможности».

Но позже мысль о том, что Фелисити останется здесь, поколебала мою решительность. В голове завертелось: «Как она могла? Она же видела, что он за человек! Или в Англии он был другим?» У меня создалось впечатление, что он был непорядочным человеком.

Умывшись, я вышла в коридор. Снизу доносились голоса. Я быстро подошла к комнате, которую он назвал «брачной», и постучала.

– Кто там? – раздался нервный голос Фелисити.

– Это я. Анналиса.

– О, входите.

Я вошла. Она посмотрела на меня, и мне на миг показалось, что она сейчас разрыдается.

Но она вдруг бросилась мне на грудь, я обняла ее и прижала к себе.

– Будет, будет, – сказала я. – Сейчас темно, а дома в темноте всегда кажутся другими. Утром вам здесь все покажется иным.

– Я так рада, что вы со мной, – сказала она.

Мне захотелось закричать: «Но я уеду. Я не могу остаться здесь, в этом доме…»

Я промолчала. Я поняла, что Фелисити должна была чувствовать в эту минуту. Она была в ловушке.

Я ласково похлопала ее по плечу и с облегчением увидела, что она не плачет. Я подумала: «Интересно, что бы он сказал, если бы увидел ее в слезах? Наверное, она помнит, что должна предстать перед ним и той женщиной».

Спустились мы вместе.

Миссис Макен стояла в передней. Она провела нас на кухню.

– Здесь мы едим, – пояснила она. – Иногда на обед выходим во двор… Иногда там и готовим.

На плите стояли кастрюли и чайник. Уильям Грэнвилл уже сидел за столом, стоявшим в дальнем конце помещения, как можно дальше от огня.

Миссис Макен половником разлила по тарелкам суп. Он оказался очень неплохим и нам явно был нужен, потому что у меня сразу немного поднялось настроение. За супом последовало мясо. Уильям Грэнвилл уплетал за обе щеки и посмеивался над нашим, как он выразился, «девичьим аппетитом».

– Ничего, саванна это все исправит, – сказал он и посмотрел на Фелисити.

Я с трудом дождалась окончания трапезы.

– Ну что, – сказал Уильям Грэнвилл, – теперь спать. Думаю, никто голодным не остался.

Он положил руку на плечо Фелисити и улыбнулся мне.

– Удаляемся.

Лежа в кровати, я смотрела на окно. Оно было темным, но яркие звезды наполняли спальню тусклым светом.

Я с тоской вспомнила свою спальню дома и попыталась прогнать нарастающее беспокойство.

Я не могла выбросить Фелисити из головы. Что сейчас с ней происходило? Я содрогнулась. Как же она изменилась! Я вспомнила, какой увидела ее впервые у Биллингтонов. Тогда она мечтала о свадьбе. Наверное, морское путешествие через полмира тогда казалось ей, как и любой юной особе, захватывающим приключением. Но теперь она столкнулась с действительностью. Она как будто утратила все душевные силы. Возможно, единственным способом, который мог помочь выдержать это испытание, было заглушить все свои чувства. Я вполне могла представить, почему это было необходимо.