Однако его слова и подозрения были тем обиднее и скандальнее, что Мольер считался национальным классиком. Театр «Комеди Франсез», основанный королем Людовиком XIV в 1680 году, поныне называют «Домом Мольера». Сомневаться в авторстве его пьес значило впадать в неслыханную ересь, оскорблять национальное достояние Франции.

Сразу после публикации статьи «Автор „Амфитриона“» Пьер Луи получил сотни разгневанных писем с угрозами. Его обвиняли в том, что он посягнул на одну из литературных святынь страны, на фигуру прославленного гения Мольера, осквернив ее дурацкими домыслами.

Такой реакции публики Луи не ждал. Он остался при том же мнении. В последующие годы в серии небольших статей он попытался развить свою идею. Теперь он обратил внимание на стилистику мольеровских комедий.

Для них в самом деле характерны резкие перебивы стиля. Вслед за изысканными, образцовыми в литературном отношении, по-настоящему классическими фразами внезапно следуют банальные косноязычные строчки — как будто речь великого ритора перебивает, неуместно вмешиваясь, деревенский увалень. Но, может быть, это и есть подлинный голос господина Мольера, «мещанина во дворянстве»? Это его расхожие выражения и скабрезности внезапно перебивают проникновенные, мудрые высказывания, достойные Корнеля?

Именно это и предположил Луи. По его мнению, если выбросить из пьес Мольера какие-то фразы, рассчитанные лишь на сценические эффекты, этакие хохмы XVII века, то по стилистике они мало чем будут отличаться от корнелевских пьес. Возможно, только эти шуточки-прибауточки и принадлежат перу актера и режиссера Мольера. Все остальное написано Корнелем, великим трагиком, который, допустим, ради заработка тайно пописывал смешные пьесы, стесняясь этого прибыльного, но низкого ремесла. Мольер же, получая от него комедии, написанные высоким стилем, разбавлял их там и сям своими вставками — привычным ему простонародным говорком.

Однако, испытав негодование французской публики, Пьер Луи уже не решился выпустить задуманную им книгу, посвященную проблеме авторства пьес Мольера. Рукописные наброски книги после его смерти были, казалось бы, утрачены.

Никто не знает, никто не понимает…

Тем временем покушаться на святыню продолжили другие. Так, молодая шотландская исследовательница Фрэзер, занимавшаяся творчеством Корнеля, заявила вслед за Пьером Луи, что Корнель, очевидно, является автором не только нескольких бессмертных трагедий, но и целого ряда знаменитых пьес другого жанра, а именно комедий характеров, чье авторство традиционно приписывается Мольеру.

Разумеется, была резко раскритикована и эта «потребительница святынь». В газете «Figaro Litteraire» госпожа Фрэзер была названа невеждой, которой не мешало бы позаботиться о своем самообразовании. Со страниц газеты «Le Monde» раздалась гневная отповедь литературного критика Робера Кемпа: «Не прикасайтесь к Мольеру! <…> Это — мозг нашей нации».

Однако все эти окрики не отменяли главного. Творчество Мольера ставит перед нами ряд серьезных загадок, и, как писал в одной из статей известный французский литературный критик Эмиль Анрио (1889–1961), «никто не знает, никто не понимает, как их решить».

Прежде всего, это касается биографии Мольера. Как получилось, что актер, прозябавший в провинции, гастролировавший без особого успеха, вдруг, как по волшебству, становится гениальным комедиографом, автором поистине бессмертных пьес?

Этот резонный вопрос давно занимал историков литературы. Странности в биографии Мольера подогревали их интерес. Возникли подозрения, что хотя бы часть пьес («Тартюф», «Дон Жуан», «Школа жен»), традиционно приписываемых Мольеру, на самом деле сочинена другими авторами.

Конечно, подозрения резко, безжалостно отметались. Однако злобные нападки — обоюдоострое оружие. Одних они принуждают умолкнуть, других — возмутиться. Этим другим оказался французский литератор Анри Пулайль (1896–1980), страстный поклонник Пьера Корнеля. Спор заставил его задуматься: «А не мог ли Корнель действительно написать все эти комедии, которые представляли публично как творения популярного актера? Может быть, между Корнелем и этим актером был даже заключен пакт, по которому великий драматург поставлял на потеху публике всякие смешные безделицы? По разным причинам он не хотел связывать свое имя с этими балаганными пьесками, но, очевидно, они неплохо кормили его. Публика ломилась на эти веселые представления. Во все времена она охоча до низменных зрелищ».

Прекрасно, как Сид

Не забудем, что эпоха Корнеля и Мольера была торжеством классицизма, когда все жанры искусства оказались поделены на «высокие» и «низкие». Трагедия была аристократична, комедия — простонародна. Трагедия была достойна восторгов и слез людей высших сословий, комедия заслуживала лишь гогота толпы. И как негоже мещанину забираться во дворянство, так не годится и дворянину, одевшись в лохмотья и намазавшись сажей, идти в народ и балагурить на потеху мещан.

Еще известный историк французской литературы Фердинанд Брюнетьер (1849–1906) сетовал на то, что «мы слишком плохо знаем эпоху Людовика XIV» — «Le Grand Siecle», «Великий век», как именуется она в школьных учебниках французской истории.

Подхватывая его сетования, заметим: мы ошибались, глядя на портреты тех же школьных классиков и думая, что они принадлежали к «священному мирку небожителей», были неколебимой «плеядой гениев», бесстрастно блиставшей на литературном небосводе Франции. Нет, тучами был омрачен и он.

«Король-солнце», Людовик XIV, царствовавший всю вторую половину XVII века, очень благосклонно относился к поэту Никола Буало, драматургу Жану Расину, баснописцу Жану де Лафонтену и даже комедиографу Мольеру. Однако у Корнеля отношения с властью были очень сложными. Он прославился еще при короле-отце Людовике XIII, написав трагедию «Сид» (1636). Публика восторженно встретила ее.

«Слава пьесы была необыкновенна. Францию облетело крылатое изречение: „Прекрасно, как Сид“. В кабинете Корнеля вскоре составилась целая библиотека из печатных экземпляров трагедии в переводах на немецкий, английский, итальянский и другие языки» (С. Д. Артамонов. «История зарубежной литературы XVII–XVIII вв.», 1978).

Вот только всесильного кардинала Ришелье, фактически правившего Францией при слабом короле, эта пьеса возмутила. С этого времени власть косо смотрела на Корнеля. Его не любили при дворе. Мало что изменилось и когда Францией стал править Людовик XIV. Ненависть королевской камарильи была все так же неугасима.

Все названные выше писатели были знаменитостями той эпохи. Однако по тогдашней традиции, господствовавшей в Европе, они издавали часть своих произведений анонимно или под псевдонимом. Так же анонимно был опубликован ряд пьес Пьера Корнеля.

Тем не менее Корнель, «отец французской трагедии», был уже знаменит, когда сын обойщика Жан-Батист Поклен (позднее он примет сценическое имя «Мольер») еще обучался в иезуитской школе в Париже.

Сегодня филологи ставят рядом имена Корнеля и Расина, двух великих трагических поэтов французской словесности. Но Пьер Корнель, считающийся «отцом французской трагедии», начинал свою литературную деятельность с сочинения стихотворных комедий (даже знаменитый «Сид» именовался трагикомедией). Всего им написано девять комедий: «Мелита» (1629), «Клитандр» (1631), «Вдова» (1632), «Галерея Дворца» (1633), «Королевская площадь» (1634), «Компаньонка» (1634), «Комическая иллюзия» (1636), «Лжец» (1644) и «Продолжение лжеца» (1645). В этих пьесах впервые на