— Кое-что вы все же упустили. Почему вдруг я стал незаурядной личностью? Ваши коллеги из КГБ не проявляют ко мне ни малейшего интереса. Больше того, они считают меня неприкасаемым. Вы же утверждаете, что я весьма незаурядная личность. Военная желает меня.

— Не стану отрицать, у нас существуют некоторые противоречия и соперничество между отдельными подразделениями секретных служб. Возможно, что мы подхватили эту болезнь от спецслужб вашей страны. У вас переизбыток проблем такого рода.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— ВКР известны некоторые вещи, о которых наши товарищи из других подразделений не догадываются.

— Например?

— То, что вас сочли «не подлежащим исправлению». И не кто-нибудь, а ваше же правительство.

— Мотивы этого решения вам не известны?

— Мотивы в данном случае играют второстепенную роль. Мы хотим предоставить вам убежище.

— Мотивы никогда не играют второстепенной роли, — возразил Майкл.

— Ну что же, — неохотно продолжил советский офицер. — С некоторых пор вас считают психически неуравновешенным.

— На каком основании?

— Ярко выраженная враждебность поведения, сопровождаемая угрозами. Сыграли роль ваши телеграммы. Кроме того, галлюцинации... разнообразные маниакальные проявления.

— Одним словом — Коста-Брава?

— Да.

— Выходит, сегодня я вполне здоров, оставляю доклад, получаю почетную отставку, а завтра — уже ку-ку и начинаю выть на луну? Нет, пожалуй, вы излагаете сейчас уже не так гладко, как минуту назад.

— Я говорю лишь то, что мне известно! — стоял на своем русский. — Не я принимал эти решения. Я только выполняю данные мне инструкции. Высокая цена, как вы изволили заметить, была назначена не за вашу голову, а за организацию встречи с вами. Судите сами. Будь нашей целью убийство, мы за хорошую плату узнали бы ваше местопребывание и позвонили бы в ваше посольство на авеню Габриэль и назвали бы телефонисту необходимый добавочный код, он нам известен, не сомневайтесь. Информация достигает нужных людей, и мы избавлены от хлопот и от возможных в дальнейшем репрессалий.

— Но, собираясь переправить меня к себе в страну, вы получаете добычу, от которой отказались ваши менее талантливые коллеги, как от подпорченной приманки, ловушки, запрограммированного, робота или еще чего-то в этом роде.

— В общем, так оно и есть. Но мы могли бы обсудить проблему всесторонне.

— Мы уже обсуждаем ее.

Хейвелок внимательно изучал противника. Не исключено, что он говорил правду, ту, что ему известна. Что же все-таки они приготовили для меня: убежище или пулю? Это можно определить, лишь выявив ложь. Надо искать в его словах ложь, а не правду. Разве узнаешь ее от законопослушного чиновника? Украдкой Майкл следил за отражением в тусклом зеркале, висевшем на стене над комодом.

— Итак, вы надеетесь получить от меня информацию, которой, по вашему мнению, я располагаю?

— Мы спасаем вашу жизнь. Вы прекрасно знаете, что решение «не подлежит исправлению» отменено не будет.

— Хотите, чтобы я перешел к вам?

— А разве у вас есть выбор? Как долго вы еще сможете скрываться? Сколько недель или дней осталось до того, как их агенты или компьютеры вас отыщут?

— У меня есть опыт, есть средства. Не исключено, что я все же попытаюсь рискнуть. Люди, как вам известно, исчезают не только в лагерях, но и в других более приятных местах, и живут счастливо еще долгие годы. Что еще вы можете мне предложить, чтобы я согласился перебежать к вам?

— А чего бы вам хотелось? Комфорта, денег, красивой жизни? Мы дадим вам все, вы это заслужили.

— Но не в вашей стране. Я не хочу жить в Советском Союзе.

— О?..

— Предположим, я назову вам местечко, которое уже облюбовал для себя. Это в тысячах миль отсюда, в Тихом океане на Соломоновых островах, где мне не раз приходилось бывать. Вполне цивилизованное местечко. Там меня никто не найдет. Располагая средствами, я смогу прекрасно жить в том райском уголке.

— Нет проблем. Я уполномочен дать вам все гарантии. Ложь номер один. Ни одному перебежчику не дозволено покидать Советский Союз, и офицер ВКР это хорошо знает.

— Вы прилетели в Париж вчера вечером. Кто вам сообщил, что здесь?

— Агенты в Риме. Кто же еще.

— А они как узнали об этом?

— Агентов обычно не спрашивают об источниках информации.

— Еще как спрашивают. Даже перепроверяют.

— Нет, если агент пользуется доверием.

— Люди нашей профессии обязаны в таких случаях интересоваться источником. Или вы хотите сказать, что оставляете место вашего назначения и мчитесь в другой город за сотни миль без подтверждения полученных сведений? Так не бывает.

— Ну хорошо, — начал офицер ВКР. Как встречные потоки воздуха сообщают планеру новую подъемную силу, так последние слова Хейвелока вернули офицеру уверенность в себе. Было проведено специальное расследование. Мы обнаружили в Чивитавеккия человека, который сообщил, что вы направляетесь в Париж.

Ложь номер два. Он сам не знал, что попадет в Париж. Это решение пришло в восемь часов вечера и было вынужденной мерой после схватки на Коль-де-Мулине.

— Вы убеждены, что сведения о наших разведывательных операциях в Европе, которые я могу вам сообщить, стоят того возмездия, которое последует после бегства человека моего уровня? Вы готовы пойти на такой риск?

— Естественно.

— Руководство Комитета государственной безопасности придерживается иного мнения.

— Они дураки. Струсившие кролики, случайно оказавшиеся в стае волков. Мы скоро их сместим.

— Вы не думаете, что я запрограммирован? Вас это не беспокоит? Ведь моя информация может оказаться бесполезной, если не опасной. Как яд.

— Нисколько не беспокоит. Ведь вас объявили «не подлежащим исправлению».

— А может быть, я все-таки параноик?

— Чепуха. Вы не параноик, и у вас не было галлюцинаций. Вы такой, как всегда. Специалист высочайшей квалификации в своей области.

Ложь номер три. Информация о его психическом заболевании получила распространение. Вашингтон совершенно искренне признал его безумцем. Покойный Огилви подтвердил это на Палатине.

— Понятно, — протянул Хейвелок, морщась, словно от боли. По правде говоря, ему не составило большого труда изобразить страдание. — Я дьявольски устал, — продолжил он, немного опустив пистолет и чуть поворачиваясь налево. Теперь он лучше видел отражение в вокале. — Я ранен. Совсем не спал... непрерывно бегу... бегу, пытаясь осмыслить...

— Что еще за этим скрывается? — В голосе русского звучало нечто похожее на сочувствие. — Ничего сложного. В сущности принято наиболее рациональное решение, сэкономившее время и средства. Вместо того, чтобы менять коды, перестраивать структуры и системы, они решили устранить человека, который знает чересчур много. Шестнадцать лет безупречной оперативной работы и в награду «не подлежит исправлению».