– Кеция? – Он никогда раньше не разговаривал таким тоном. Я слышу в его голосе не характерную для него дрожь и мгновенно замираю, точно на морозе. Мой собственный голос звучит неестественно спокойно и холодно, когда я спрашиваю:

– Что случилось?

– Он умер, Кец. Престер умер. – Дыхание у Портера неровное. Я чувствую, как внутри у меня что-то обрывается. «Боже, боже, нет!» – Судя по всему, умер четыре часа назад. Я не должен был отвечать по этому телефону. Черт! Позвони мне напрямую.

Он кладет трубку. Я просто сижу, сжимая в руке телефон и глядя на деревья, пролетающие мимо. Хавьер спрашивает меня, что случилось, но я не могу ответить. Не могу.

Нахожу в своем списке контактов номер Портера и звоню по нему. Он отвечает с первого гудка. Я втягиваю воздух и выдыхаю.

– Где он?

– В своей машине, – отвечает сержант. – Он в своей машине. Прямо сейчас ее осматривают. Шеф занимается этим. Но тебе нужно быть здесь.

– Здесь – это где, мать твою?

– Извини. У него дома. Он не вышел из своей машины ночью.

Я не отвечаю. Прерываю звонок и поворачиваюсь к Хавьеру, но на самом деле не вижу его. Не вижу ничего вокруг. Я вижу лицо Престера, каким оно было минувшей ночью. То, как он выглядел в последний раз, когда я видела его.

– К дому Престера, – говорю я. – Быстрее. Поехали. Поехали!

Хави гонит машину, словно сумасшедший. Но для меня это все равно недостаточно быстро.

* * *

Когда я вижу в машине неподвижный силуэт своего напарника, то чувствую, как у меня подкашиваются ноги. Хавьер подхватывает меня под руку и помогает устоять, и я на несколько секунд прижимаюсь к нему, прежде чем выпрямиться и сделать шаг.

Шеф стоит чуть в стороне, разговаривая с сержантом Портером, но прерывается, когда видит, как я подхожу к ленте, ограждающей место преступления от любопытных зевак. Вот только никаких зевак пока еще нет. Дом Престера стоит уединенно – это старая фермерская постройка, простая и хорошо сохранившаяся. Его семья владела этим домом около сотни лет. Я бывала в этом доме. Сейчас там никого нет, никакой убитой горем семьи или вдовы – жена Престера умерла несколько лет назад, и с тех пор он жил один.

– Кец, – говорит шеф, – тебе не следует здесь находиться. Поезжай домой.

– Что случилось? – спрашиваю я, игнорируя его слова. Потом отпускаю руку Хави и подныриваю под ленту, прежде чем кто-то успевает меня остановить. Эксперты уже огородили участок почвы, где остались следы ног, и я стараюсь держаться подальше от этого периметра. Техник экспертной бригады – кажется, его фамилия Льюис, хотя не могу сказать точно, потому что не в состоянии сосредоточиться – ворчит, чтобы я не подходила ближе.

Я и не смогла бы, даже если б попыталась.

Заставляю себя взглянуть на Престера. Его тело похоже на манекен, сделанный из плоти. Лицо пепельно-серое, расслабленное и спокойное. Этот манекен одет в костюм Престера, тот же самый, который был на моем напарнике, когда он покидал мою палату. Второй из его лучших костюмов. Я вижу маленькую потертость на кончике левого лацкана.

– Кто-то убил его, – говорю я.

– Нет, детектив, мы так не считаем. На теле нет никаких признаков насильственной смерти – ни крови, ни следов удушения, ничего такого. Выглядит все так, будто он доехал сюда и просто… умер, – возражает шеф, очень аккуратно выбирая слова. – Мы оба знаем, что в последнее время он чувствовал себя нехорошо. Мне очень жаль, Кец.

– Престер пытался позвонить мне сегодня утром, в четыре часа. Когда он умер?

Коронер – Уинстон, господи, опять он! – отвечает:

– Не могу сказать вам точно. В промежутке между тремя и шестью часами; это все, что я сейчас могу предположить. Если вы говорите, что он звонил вам в четыре, – значит, между четырьмя и шестью. Это поможет сузить вероятный промежуток времени.

Я вспоминаю методы убийства, которые выбирала Шерил Лэнсдаун. Все – косвенные, выглядящие как случайная или естественная смерть.

– Осмотрите его как следует, – шепчу я. – Что-то тут не сходится. Что-то не так. Престер собирался искать того, кто прислал мне цветы…

– Кец, ты только что с больничной койки, – напоминает шеф. – Пожалуйста, предоставь нам сделать для Престера то, что мы должны сделать. Он не захотел бы, чтобы ты сейчас была здесь.

Престер хотел бы, чтобы я нашла его убийцу. Именно из-за меня это случилось. Наверняка из-за меня. Это не могло произойти просто так.

Не считая того, что вполне могло. Я знала, что так может случиться, я тревожилась за него, мы все видели, как плохо ему было в последние несколько недель…

Я опускаю взгляд. На земле видны следы, но все они оставлены большими старомодными мужскими ботинками.

Нет, не все. Некоторые следы меньше. Что-то вроде кроссовок для бега. Я молча указываю на них, и шеф кивает.

– Мы отметили их, – говорит он. – Но, Кец… они примерно твоего размера. Ты ведь иногда приходила сюда, верно?

Я чувствую жар, сознание слегка плывет. Заставляю себя думать.

– Примерно три дня назад. Я привозила ему… – Голос мой прерывается. Я пробую снова: – Я привозила ему папку с делом.

– На тебе были те же самые ботинки, в которых ты сейчас?

Я только качаю головой. Не могу вспомнить. Не знаю. Просто не знаю. Какого размера обувь носит Шерил Лэнсдаун? Никаких признаков насильственной смерти, говорят они…

– Проверьте, нет ли на теле следов от инъекций, чего-нибудь вроде этого, – говорю я. – На всякий случай.

– На случай чего?

Все обеспокоенно смотрят на меня.

– На тот случай, если кто-то все же убил его, а вы как думали? – Я чувствую себя измотанной. Мне хочется сесть прямо здесь и заплакать. Это не мои следы. Не могут быть моими. Я смотрю снова, и меня, словно кирпичом в лицо, шарахает осознанием того, что свой последний шаг Престер сделал в этих дурацких костюмных туфлях, в которые он сейчас обут. В тех, за которые я дразнила его всю последнюю неделю. «Слушайте, старина, побалуйте уже себя какой-нибудь обновкой!»

Шеф некоторое время молчит – в прошлый раз, когда я видела его, лицо у него не было таким бледным и старым, – потом кивает.

– Я распоряжусь. Отправляйся домой, Кеция. Пожалуйста.

Он издевается надо мной. Он не верит мне. И нет никаких причин верить мне; даже я сама понимаю, что не могу сейчас мыслить ясно.

Я не спорю с ним. Здесь я ничего не могу сделать. Ничего, кроме того, что уже заметила. Вместе с Хавьером иду обратно к прокатной машине и, прежде чем сесть в нее, проверяю свой телефон, который уже наполовину зарядился.

На нем я нахожу голосовое сообщение от Престера. Мое сердце замирает. Я без слов смотрю на Хавьера, и он останавливается, так и не открыв до конца дверцу со своей стороны.