Следовало довериться инстинкту. Она положит пальцы на рычажок сигнала поворота, и пусть будет что будет.

Через несколько минут она уже подъезжала к дорожному указателю, на котором было написано «В-9175: Портмахомак и прибрежные деревни». Она посмотрела в зеркало заднего вида и на дорогу впереди: ни спереди, ни сзади не было никого, кто мог бы помешать ей самостоятельно принять решение. Ее пальцы повисли над переключателем. Нога словно прилипла к педали газа. Указатель пролетел мимо, поворот скрылся за деревьями, а Иссерли по-прежнему ехала в северном направлении. Она решила, что больше никогда не увидит ферму Аблах.

* * *

Несколько позже, все еще двигаясь на север, Иссерли въехала на Дорнохский мост, и у нее тотчас же засосало под ложечкой. Это не был голод, хотя она хотела есть. Это было предчувствие. Что-то поджидало ее на другой стороне.

На середине моста она заехала на парковку, предназначенную для туристов. Там находился один-единственный турист, который разглядывал, наклонившись через перила, блестящую гладь залива. На шее у него болтался бинокль – на случай появления тюленей или дельфинов. Иссерли остановила «тойоту» и осторожно открыла дверцу. Турист обернулся, чтобы посмотреть, кто приехал. Он был толстым и низеньким, с тощими ногами – критериям качества, принятым у Иссерли, он явно не соответствовал.

– Привет, – сказал он, морщась от яркого солнца.

– Привет, – откликнулась Иссерли из-за «тойоты». Ограничившись этим, турист остался стоять там, где стоял, а она, повернувшись в другую сторону, начала рассматривать далекий берег, в который упирался мост. Прикрыв лицо ладонью и сняв очки, вглядывалась она огромными глазами в даль, рассматривая машины, которые словно застряли на транспортной развязке перед въездом на мост, не в силах решить, свернуть им или продолжить путь по Клэшморской дороге.

Затем среди автомобилей на развязке она заметила сигнальные огни полицейской машины, которая прокладывала себе путь сквозь поток транспорта.

Иссерли запрыгнула обратно в «тойоту» и завела двигатель. С гораздо большим мастерством и проворством, чем можно было ожидать, она развернулась посередине моста – грубейшее нарушение правил, конечно, но вряд ли полицейская машина, находившаяся так далеко, могла обратить на это внимание и пуститься в погоню. Она бросила взгляд через плечо, чтобы посмотреть на туриста, стоявшего у перил: тот взирал На нее глазами, полными изумления, но бинокль по-прежнему болтался у него на шее – так что он вряд ли пытался запомнить ее лицо или номер автомобиля.

«Хочу домой», – подумала Иссерли, но она уже приняла решение: у нее больше не было дома.

Через несколько минут она, справившись с минутным искушением, уже пересекала Тайн в южном направлении. Если бы она захотела свернуть с шоссе А-9 и проехать через центр города, то смогла бы пересечь его и выбраться на альтернативную дорогу на Портмахомак – и, соответственно, на ферму Аблах. Но ферма Аблах была закрыта для нее навсегда. Если она не будет доставлять товар, «Весс инкорпорейтед» тут же перестанет о ней заботиться – это Иссерли знала наверняка. Никто не станет предоставлять ей кров и кормить за здорово живешь.

Что же касается обещания Амлиса вернуться… разве она не убедилась в том, чего стоят посулы богачей? Разве не помнит, что вышло из всех обещаний мужчин позаботиться о ее судьбе, когда она достигнет возраста классификации? «На Территории? Такую красавицу? Пусть только попробуют, Исс, – я сразу же устрою скандал моему отцу». Трусливые маленькие пижоны – вот они кто. Шли бы они куда подальше!

«Теперь я знаю, как привлекателен этот мир, – сказал Амлис, когда прикоснулся к ее руке. – Он такой… такой красивый». Что он имел в виду? Не хотел ли он тем самым сказать, что и она тоже красивая, как часть этого мира? Иначе зачем тогда он прикоснулся к ней? Его пальцы… Но нет, разумеется, он не имел в виду ничего подобного. Он увидел океан и небо в снеговых облаках впервые в жизни, и в это же время рядом с ним потела изувеченная уродина. Прелести ее искромсанной плоти вряд ли могли состязаться с красотами раскинувшегося перед ним неведомого мира.

Сердце ее пронзила боль: она уже начинала тосковать об аблахском пляже. Вместо того чтобы метаться прошлой ночью в пустой коробке коттеджа, надо было отправиться гулять под луной по берегу или по скалам. Но, возможно, уже тогда она смутно догадывалось, что это сделает будущую разлуку еще более тяжелой.

Один из фантастических планов, которые Иссерли обдумывала, заключался в том, чтобы поселиться в пещере над аблахским пляжем. Там действительно имелось несколько пещер, в которые она, из-за своей клаустрофобии, ни разу не пыталась залезть – собственно говоря, по этой же самой причине план и был фантастическим.

Еще на пляже стоял каменный домик (Эссуис однажды с видом всезнайки назвал его «рыбацкой хижиной»). Двери домика были настолько прогнившими и трухлявыми, что хлопали на ветру, словно шторы. От темного нутра домика разило дегтем и разлагающимся овечьим пометом. Главным препятствием для того, чтобы жить там, являлось огромное устройство величиной с корову, прикрученное к полу. Это была лебедка, при помощи которой рыбацкие баркасы вытягивались на берег. Разумеется, скорее всего, ею больше не пользовались, но кто мог знать наверняка? У нее будут большие проблемы, если однажды, когда она будет спать голой, растянувшись в углу хижины, внутрь войдет команда баркаса.

А еще Иссерли обдумывала возможность построить себе где-нибудь на аблахских скалах жилище из ветвей, плавника и, возможно, больших листов ржавого железа, которые она иногда находила на берегу. Но Эссуис наверняка обнаружит новое жилище, появившееся в окрестностях фермы, особенно в том случае, если Иссерли исчезнет и он примется искать ее. А именно ему это несомненно и поручат, как только Амлис Весс проведает о ее бегстве.

Иссерли нахмурилась, вспомнив полицейскую машину. Встречаться с полицией ей было никак нельзя, учитывая тот факт, что наклеенные на ветровом стекле страховки были давно просрочены, а у самой Иссерли не имелось прав. Ей нужно где-то спрятаться и на некоторое время перестать выезжать в машине. Это не так уж и трудно. В конце концов, ей больше вовсе не обязательно все время ездить вдоль шоссе А-9 – теперь она может заняться исследованием всяких отдаленных дорог, по которым мало кто ездит и которые часто проложены прямо посреди леса. Она может прятаться за деревьями, словно фазан.

* * *

Через три дня Иссерли проснулась от эротического сна и обнаружила, что ее пальцы отчаянно вцепились в какой-то мех. Это была подкладка капюшона ее куртки, которую она положила себе под голову, устроившись спать на заднем сиденье. Пробуждение было скорее приятным, чем наоборот, и голова у Иссерли так кружилась от приснившегося ей оргазма, что она даже рассмеялась.

Красная «тойота» стояла под затянутыми мхом ветвями деревьев близ берега горного озера. Кончики веток задевали за стекла автомобиля, и маленькие птички прыгали с крыши машины на дерево и обратно, стуча по железу хрупки ми коготками. Какие-то невидимые твари – вероятно, утки или лебеди – плескались неподалеку в неподвижной воде. Плетение ветвей над головой Иссерли было таким густым, что даже в снегопад снежинки не долетали до земли, а свет, отраженный от поверхности озера, освещал ее убежище лучше, чем прямые солнечные лучи.