и складываю свои меха, не обращая внимания на королевский стол. Я вижу сапоги Джована рядом со мной. Я чувствую, как он наблюдает за мной.

— Ландон, — зову я, встряхивая его, чтобы он проснулся.

Его кулак летит прямо в воздух, и я едва успеваю повернуть голову.

— Вени. Лина! Мне жаль, — бормочет он, потирая лицо руками.

Под глазами у него тёмные круги, и я знаю, что это нарушение сна не идёт ему на пользу.

— Голод не притупил твои рефлексы, как я вижу, — говорю я.

Он улыбается и перекатывается на бок. Я складываю его одеяла, а два Дозорных подходят и забирают у нас постельные принадлежности.

— Часто такое случается? — спрашивает он, оглядываясь вокруг, прищуривая глаза по мере того, как ассамблея становится всё громче и громче.

Из главного коридора приносят столы для завтрака.

— С тех пор как я здесь, это первый раз, когда я спала в зале. И это первое покушение с тех пор, как я здесь. Но если ты спрашиваешь, всегда ли они такие громкие, то нет.

Облегчение отражается на его лице. Я позволяю ему насладиться этим мгновением.

— Обычно они гораздо громче, — добавляю я, смеясь, когда он в ужасе дёргается.

Заносят столы, и я веду Оландона к моим друзьям. Я беспокоюсь о том, каким будет приём после моей ссоры с Джованом. Но они, как всегда, дружелюбны. Думаю, они, как никто другой, знают, как повлияла на меня смерть Кедрика. Волоски на затылке дают мне знать, что Джован продолжает наблюдать за мной. Я вздыхаю, жалея, что не могу вернуть многое назад. Чтобы между нами всё было как прежде. Я в любой момент соглашусь на ссору, вместо этой неловкости.

— Это мой брат, Оландон, — говорю я в интересах женщин.

Делегаты бормочут свои приветствия. Присутствуют все, кроме Рона. У Санджея на лице хитрая ухмылка, что меня немного настораживает.

Оландон подходит к Садре и кланяется ей.

— Вы помогли восстановить моё здоровье. Я благодарю вас.

Он отходит назад и садится рядом со мной. Садра краснеет. На самом деле, многие женщины с интересом наблюдают за моим братом, сейчас он был голоден лишь на четверть. Им стоит подождать, пока он совсем не проголодается. Сомневаюсь, что они смогут сдержать себя, если эта реакция может хоть о чем-то свидетельствовать.

Малир, как всегда надежный, спрашивает о его здоровье.

— Татума очень хорошо обо мне заботилась, — отвечает Оландон.

Я кладу руку на его плечо.

— Все за этим столом зовут меня Олина, — говорю я.

Рот брата распахивается. Я почти смеюсь, но чувство неловкости останавливает меня.

— Они… все? — заикается он.

Я киваю, мой дискомфорт растёт. Позволить такому количеству людей опустить мой титул, было бы шоком для Осолиса. Это показало бы людям, что я считаю себя дешёвкой, и подразумевает, что у меня было несколько любовников. Здесь же это такая же норма, как холодная погода.

— И так же пара человек за тем столом, — я указываю на Томи и несколько других делегатов. — И ещё Король и пожилой мужчина справа от него, — говорю я, указывая на Роско.

Я изучаю стол, пока у меня есть повод смотреть в ту сторону. Ашона нигде не видно. Интересно, синяк Джована стал хуже? Я не могу разглядеть из-за вуали.

Оландон глубоко потрясён. Я чувствую лёгкое неодобрение, исходящее от него, по тому, как он слегка отстраняется от меня. Остальные сосредотачиваются на еде.

Закатив глаза, я прохожу к прилавкам с едой и набираю немного фруктов для нас обоих. Я колеблюсь и беру немного мяса для брата. Сомневаюсь, что он будет его есть, хотя оно поможет ему восстановиться. Стоит попробовать.

Он удивляет меня тем, что почти заглатывает его. Я возвращаюсь и приношу ему ещё. Садра наблюдает за ним и останавливает его на половине второй тарелки, призывая быть осторожным. Он прислушивается.

— Ты хорошо знаешь этих людей, — говорит Оландон.

Он встревожен моим откровением больше, чем я ожидала. Неужели прошло столько времени, что я забыла о важности наших обычаев? Просто здесь всё иначе. В Гласиуме я делаю то, что никогда бы не подумала сделать в Осолисе, я приспособилась.

— Это так. Ты не узнаёшь этих людей? Это делегаты из Осолиса, — говорю я.

Мой брат дёргается на своём месте. В нашем мире это эквивалентно переходу из сидячего положения в стоячее. Сегодня он уже дважды это сделал.

— Эти люди взяли тебя в заложники, и ты всё же позволяешь им не использовать твой титул? — спрашивает он.

— Наверное, это звучит плохо, если так говорить.

Я смеюсь. Это срабатывает, напряжение за столом несколько рассеивается.

— Потому что это плохо. Они обращались с тобой — будущей королевой — как с какой-то деревенщиной, — говорит Оландон.

— Брат, — предупреждаю я, — много чего произошло после смерти Кедрика. Многого ты ещё не знаешь. Я попрошу тебя не выносить суждений, пока у нас не будет лучшей возможности поговорить.

Настала его очередь вспыхнуть, покраснеть. Он наклоняет голову.

— Как скажете, Татума.

Фиона начинает говорить, снимая остатки напряжения.

— Как долго мы здесь пробудем?

— Недолго, мой цветочек. Стражники должны скоро закончить, — говорит Санджей, громко целуя её.

Аднан ударяет его, когда поцелуй продолжается слишком долго.

— Они часто так делают, нанося удары. Это означает, что ты им нравишься, — объясняю я Оландону.

Сидящие за столом пялятся на меня. Малир почесывает голову.

— Хах, — говорит он. — Полагаю, так и есть.

Я улыбаюсь ему и смотрю в сторону волнения под аркой. Я наполовину встаю, не успев ничего сделать. Появляется Рон. Рядом с ним сидит Каура. Конечно, ему разрешили бродить по замку, пока все остальные сидели здесь. Должно быть, он был на псарне.

Я вскакиваю со скамейки и свищу ей. Вспомнит ли она меня?

Она резко поворачивает пушистую голову в мою сторону. Я вижу, как она нюхает воздух. Затем она летит между столами ко мне. Смеясь, я раскрываю руки, приветствуя её. Прежде чем я успеваю обнять её, передо мной появляется тело. Каура останавливается и, рыча, выгибает спину.

— Ландон, что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Эта тварь нападает на тебя, — говорит он, не сводя глаз с моего возлюбленного питомца.

Я подаю сигнал Кауре, чтобы она отступила.

— Она моя, — говорю я.

Я обхожу брата и прижимаю её к полу в объятиях. Каура скулит, яростно бьётся хвостом в мой бок. Она переворачивается на спину и покачивается из стороны в сторону, как раньше.

— Каура — мой щенок. Ну, я полагаю, что теперь она собака, — объясняю я моему молчаливому брату.

Она лижет мои кисти, мои руки.