— Доброе утро, — произнес он.

Сторм внимательно посмотрела на него; она сразу заметила происшедшую с ним перемену.

— А-а, наконец-то! Твой завтрак на столе.

Саймон оглядел своих слаженно работавших слуг.

— Да ты, похоже, отлично справляешься! — улыбнулся он. — Вот уж не ожидал увидеть тебя в роли домохозяйки!

Сторм небрежно пожала плечами:

— В общем-то, управление домом не так уж сильно отличается от управления кораблем. Надо лишь показать слугам, кто здесь хозяин.

Она повернулась, собираясь идти, и Саймон заметил связку ключей у нее на поясе. Раньше эта связка обычно была у Августы. А ведь Сторм оставалась его пленницей… и те двое в сарае…

— Удивляюсь, — произнес он, — как ты не открыла этими ключами витрину с оружием? Это помогло бы тебе бежать.

Сторм, остановившись, обернулась.

— Куда мне бежать? — спокойно произнесла она.

Саймон вдруг почувствовал прилив невыразимой нежности.

— Спасибо тебе, — прошептал он. — Признаюсь, я не ожидал…

— Я сама от себя не ожидала. — Сторм вдруг весело рассмеялась.

Саймону хотелось сказать ей так много! Совсем недавно он обвинял ее во всех смертных грехах, во всех своих бедах — а теперь ему было с ней так спокойно. Как много он пережил с этой женщиной, сколько волнений она принесла… Но сейчас, в самый мрачный момент его жизни, именно она оказалась рядом — и иначе быть не могло.

Он подошел к Сторм и взял ее за руку. Она сделала невольное движение, чтобы высвободиться, но Саймон крепко держал ее. Ее рука была не по-женски сильной и одновременно нежной, и то, что он держал эту руку, казалось ему таким естественным…

— Ты никогда не задумывалась, что было бы, если бы мы с тобой встретились… при других обстоятельствах? — спросил он и почувствовал, как пульс Сторм забился чаще.

Она посмотрела на Саймона так, что у него защемило сердце.

— Я такая, какая есть, фермер, — услышал он. — Я не могу быть другой.

— Да, ты однажды сказала, что не сможешь жить на суше — но вот теперь живешь, и, похоже, тебе это даже нравится!

Саймон стоял так близко, что Сторм ощущала его дыхание. Рука его, державшая ее руку, была мягкой и нежной. Когда он так смотрел на нее, она не находила сил, чтобы с ним спорить… тем более что в его словах была доля правды. Она и впрямь сначала думала, что будет чувствовать себя на суше, словно рыба, вытащенная из воды. Однако она выжила, и чем дальше, тем привычнее становилась для нее эта жизнь…

Сторм гордо вскинула голову:

— Нe сомневайся, я все такая же: все та же пиратка, дикарка, злодейка — как ты там меня еще называешь?

Саймон улыбнулся и посмотрел на нее с явным восхищением:

— Это и позволяет тебе выжить везде — на море, на суше…

Все в Саймоне — его рука, державшая руку Сторм, взгляд его глаз, тон его голоса, было нежным, интимным, совсем не напоминавшим того мрачного и агрессивного Саймона, каким Сторм привыкла его видеть. Сейчас он казался ей близким, как никто никогда все жизни. Это притягивало Сторм к нему и пугало одновременно.

— Ты никогда не говорил со мной так, — произнесла она, сама удивившись тому, как странно звучит ее голос.

Он слегка коснулся ее щеки:

— Люди могут меняться, Сторм. Ты изменилась, а уж как изменился я за эти два дня, одному Богу известно…

Саймон опустил глаза, затем снова поднял их на Сторм. Рука его, лаская, скользила по ее лицу.

— Теперь я понял, — произнес он, — что очень во многом был не прав. Я не могу управлять людьми, не могу заставить их стать такими, какими мне хочется их видеть. Поверь, я всегда мечтал, чтобы Августа была счастлива, а когда она нашла человека, с которым обрела свое счастье, меня взбесило то, что не я выбрал для нее любимого. Надо было случиться всем этим ужасным вещам, чтобы до меня дошло: любовь — слишком ценная вещь, и если двое полюбили друг друга, никто не вправе разрушать эту любовь — даже они сами…

Сторм опустила голову, не в силах больше выдерживать взгляда Саймона. Сердце ее отчаянно колотилось. Ей казалось, что Саймон говорит вовсе не о Питере и Августе…

Рука Саймона опустилась и теперь крепко держала ее запястье.

— Я всего лишь хочу убедиться, что с Августой все в порядке, — произнес он. — Как только я узнаю, где они, я дам Питеру вольную — пусть живут как хотят и будут счастливы.

Сторм удивленно вскинула на него глаза. Такой перемены в Саймоне она не ожидала.

«Может, это какой-то очередной трюк?» — подумала она.

Саймон слабо улыбнулся, словно прочитав ее мысли, но улыбка его сразу же погасла.

— И для тебя, Сторм, я хочу того же, — едва слышно проговорил он. Лицо его было серьезно, пальцы слегка сжимали ее руку. — Я всегда хотел, чтобы ты была свободна и счастлива… Но для этого ты должна принять амнистию от Спотсвуда.

Сторм резко выдернула руку и непонимающе уставилась на него:

— Какую еще амнистию?

Саймон посмотрел на нее с мягким укором.

— Ты можешь возненавидеть меня за это, — произнес он, — но я все же скажу тебе правду. Ты сама наверняка уже чувствуешь, что твоя игра проиграна. Ты потеряла почти все!

Сторм продолжала молча смотреть на него.

— Расчет на Идена не оправдался. В Виргинии тебя ждет виселица. Ты думаешь, что у тебя большая власть, — в каком-то смысле так оно и есть, но теперь ты стала ее заложницей. Я имею в виду это пресловутое письмо. Подумай, так ли уж необходимо жертвовать свободой ради какого-то клочка бумаги? Иден готов убить тебя из-за этого письма, а Спотсвуд — в обмен на него дать амнистию. Так не лучше ли отдать письмо Спотсвуду? Тогда и Иден перестанет тебе угрожать: как только письмо окажется у Спотсвуда, он сразу же потеряет власть. Теперь решай, стоит ли игра свеч…

Голова у Сторм кружилась — ей трудно было переварить слова Саймона. Но, как ни странно, враждебности к нему она не чувствовала. Она всегда знала, по крайней мере догадывалась — Саймон не зря привез ее к себе, это было как-то связано со Спотсвудом и с письмом. Сейчас, когда ее предположение подтвердилось, она не была удивлена. Но дело было в том, что предложение Саймона выглядело совершенно безумным. Отдав письмо Спотсвуду, она действительно обрела бы свободу — но какую?

И, тем не менее, в словах Саймона ее что-то привлекало… Сторм даже удивилась, как ей самой все это не пришло в голову.

Если бы Саймон предложил ей это месяц, даже неделю назад, она вряд ли стала бы его слушать так же спокойно, как сейчас. Но теперь слишком многое изменилось…

Стараясь не выдать дрожи в голосе, она произнесла:

— Ты хочешь, чтобы я отдала своему врагу единственное, что обеспечивает мне свободу?