ощущение возникло, будто через мясорубку пропускать начали, дабы потом фарш и обломки костей рассортировать и слепить меня по образу и подобию себя прежнего.

На растерзание разведчикам меня отдали только на следующее утро. Бессонная ночь выдалась долгой, забыться удалось лишь на рассвете, а душ мозги особо не прочистил, так что короткими рубленными фразами и односложными утверждениями отвечал я на вопросы отнюдь не по причине простого нежелания сотрудничать.

Беседовали мы не в госпитале и не в особом отделе, а непосредственно в здании аэровокзала, где команда доцента Звонаря дожидалась вылета в Зимск. Транспортный самолёт выделил ОНКОР, но то ли его техническое обслуживание затянулось, то ли по соображениям безопасности команду на взлёт никак не давали, представители разведуправления за время вынужденной задержки выжали меня досуха. Не рассказал им лишь то, чего рассказывать не собирался изначально, а так даже схему лагеря набросал и примерные координаты относительно источника сверхсилы указал.

Не могу сказать, будто совсем уж их удовлетворил, но до исполнения угроз привлечь меня к ответственности дело так и не дошло, разошлись миром. Вроде как.

— Забудь! — с непонятной гримасой отмахнулся Георгий Иванович, когда я справился у него насчёт возможных последствий.

Мы уже стояли на краю лётного поля и ёжились под порывами пронзительного ветерка, который так и трепал закреплённый на мачте полосатый аэродромный чулок, и лично мне в солдатской гимнастёрке и хлопчатобумажных шароварах было откровенно зябко. Опять же — непогода. Как бы таким макаром окончательно вылет не отменили…

— Это аналитически дивизион, да? — уточнил я. — Не ахти отношения с ними?

Городец неопределённо повертел пальцами и поморщился, встопорщив усы.

— Там есть те, кто напрямую с агентурой работает, и те, кто дистанционно действуют, всякие энергетические возмущения отслеживают. Все белой костью себя мнят, но первые — серьёзные люди и на рожон никогда не лезут, а вот вторые — сплошь кабинетные работнички, их хлебом не корми, дай самоутвердиться. И сам понимаешь, армейцев именно такими усилили. Их профиль.

— Да уж заметил…

— Но вообще это нам даже на руку сыграло, — ухмыльнулся Георгий Иванович, повернулся к ветру спиной и, ловко открыв портсигар одной рукой, закурил. — Они в отчёте о побеге все лавры подпоручику Перовскому отдали, тебя не упомянули даже, — поведал он, пыхнув дымом.

Пусть отрицать заслуги лётчика было попросту глупо, я всё же досадливо поморщился.

— Опять мимо ордена пролетел?

— Нам бы так и так тебя вымарывать отовсюду пришлось, — утешил меня Городец. — Ни в какой плен ты не попадал, а был контужен при обороне Белого Камня и провалялся всё это время в бессознательном состоянии, никем не опознанный, в госпитале.

— И зачем это всё?

Георгий Иванович неопределённо пожал плечами и сказал:

— Узнаешь в своё время.

Я настаивать на немедленном ответе не стал, отвернулся от в очередной раз поменявшего направление ветра и присмотрелся к сопровождающим доцента Звонаря, которые подобно нам в здании аэровокзала оставаться не стали и вышли на лётное поле. На медиков походили далеко не все из них, вот я и закинул удочку:

— Смотрю, Макар Демидович в большом авторитете…

— А ты как хотел? — хмыкнул Городец.

— Да просто слышал, он со всеми разругался в институте. Разве нет?

— А из-за чего разругался, не слышал?

— Нет, — мотнул я головой.

— Его агитировали руководящую должность занять, а он всех лесом послал и на Кордон перебрался. Не захотел время на организационные вопросы растрачивать. Ну а тут уже деваться некуда, согласился тряхнуть стариной.

Заявление это не на шутку озадачило, и я спросил:

— Тряхнуть стариной — это как?

Георгий Иванович затянулся и усмехнулся.

— Они с женой в Гражданскую в Зимской губернии такого шороху навели, что контра тише воды ниже травы сидела.

Я озадаченно хмыкнул.

— Он женат?

— На сестре декана медицинского факультета. Страшная мегера, я тебе доложу. Злые языки поговаривают, Звонарь на Кордон именно от неё и сбежал. — Городец последний раз затянулся, глянул на окурок и выкинул его. — Что же касается твоего вопроса, Макар Демидович у нас специалист широкого профиля. Лечит и… наоборот. Ментальные блокировки он как семечки щёлкает, разговорить любого способен в два счёта. А официально он службу реанимации и реабилитации операторов курирует, постоянно между Зимском и Всеблагим мотается. Думаешь, один ты осложнение заработал? Да сейчас!

Под гул винтов на лётное поле наконец выкатился двухмоторный транспортный самолёт, и я поспешил спросить:

— А как так получилось, что мы здесь наступаем, а осада с Белого Камня до сих пор не снята?

Георгий Иванович пожал плечами.

— Нихонцы просто от нас инициативы на востоке не ожидали. Надо понимать, изначально бросок на Зимск ими отвлекающим манёвром задумывался, но, как пошло серьёзное продвижение, самураям кровь в голову ударила, вот и начали в спешном порядке туда наиболее боеспособные части перебрасывать, заодно и немалую часть операторов им в усиление придали. Потом завязли и стали дополнительные резервы подтягивать, дабы ситуацию переломить, ну мы и воспользовались моментом, за несколько дней половину пути до Харабы прошли. — Он усмехнулся. — А знаешь, почему так получилось?

— Просветите.

— Поговаривают, Рогач без санкции на вторжение в Джунго действовать начал. В правительстве переговоры с Лигой Наций затеяли, о прекращении огня вопрос подняли, и нихонские агенты об этом не знать не могли. А тут — наступление, как снег на голову!

— Он же теперь под трибунал пойдёт, нет?

— Победителей не судят. Если нихонцы назад сдадут, в правительстве ни одна собака не признается, что наступление без их ведома началось, — уверил меня Городец и двинулся к аэроплану. — Идём, пока все нормальные места не заняли.

И в самом деле — помимо сопровождающих доцента Звонаря к самолёту двинулась и часть сбежавших со мной из «Отряда 731» рядовых и унтер-офицеров, да ещё подъехало сразу две кареты скорой помощи с ранеными.

В итоге аэроплан набили под завязку, и с учётом погодных условий полёт приятных впечатлений после себя не оставил. Пришлось даже ещё одну таблетку обезболивающего принять, а то как-то совсем уж немилосердно голова разболелась.

В Зимске нас ждали. Аэроплан только-только подрулил к краю лётного поля, а к нему уже подъехали вездеход, два автобуса и три санитарных автомобиля. Первыми по лесенке начали спускать тяжелораненых, следом велели двигать и мне.

Ряды колючей проволоки заметил, ещё когда заходили на посадку, а тут в глаза бросился капонир с танком, два броневика, на бортах которых республиканский орёл соседствовал с символикой ОНКОР, окопы и затянутые маскировочными сетями позиции зенитных орудий, прожектора и засыпанные гравием воронки, а немного поодаль чернели корпуса сгоревших самолётов.

Прямо с аэродрома