Не возникало никаких сомнений, что ребята владеют своими инструментами виртуозно: чего не отнимешь у всех без исключения яма-буси, так это упорства в освоении навыков и умений. Они были искренне убеждены: если ты всю жизнь потратил на освоение некоего умения и у тебя не получилось — только в этом случае ты можешь говорить, что ты к чему-то не способен. И ведь где-то верное убеждение, если вдуматься...

Сейчас Каишаку Ли орудовала возле двери. Как мог разглядеть Артем, сейчас она использовала инструмент под названием осаку, предназначенный для взламывания засовов.

(Когда Артем впервые увидел Каишаку Ли, его сразу поразило ее лицо. Не сразу, но Артем понял, что именно его поразило. Такие лица бывают у людей, которые не улыбаются никогда.

Каишаку Ли, наверное, была старше Артема лет на пять. Хотя могла быть и ровесницей Артема, просто выглядела старше. У нее были длинные черные волосы, прихваченные на затылке кожаным ремешком, чуть вытянутое лицо со шрамом на правой щеке, тянущимся от виска и почти до самого рта, походка и грация пантеры.

Подробно о ней Артему рассказала Омицу:

— Ее мать китаянка, а отец яма-буси. У нее был ребенок, он погиб от стрелы самурая. С тех пор она не хочет давать жизнь, зато хочет отнимать жизни у самураев. Она отказалась от своего прежнего имени и взяла имя Каишаку[68]. Самураи считают, что она владеет колдовством, этим они объясняют, что никак не могут выследить ее и убить. Кто убьет ее, тот прослывет среди самураев великим воином. Ни один мужчина не может сравниться с нею в бесстрашии, потому что она владеет зюзуцу лучше всех мужчин, потому что она умна и хитра, потому что судьба, отняв у нее ребенка, подарила ей взамен удачу.)

Так. Кажется, Каишаку закончила. Сейчас смазывает маслом дверные петли. Между прочим, забудь она по какой-то причине бамбуковую трубку-сосуд с маслом дома или вылейся масло по дороге, легко можно было бы выйти из положения, использовав мочу.

Вот и Омицу вернулась — показывает поднятый вверх большой палец — это не народный японский жест, этому жесту обучил яма-буси Артем. Так, и у нее полный порядок.

А вот и Каишаку Ли машет рукой, подзывая остальных. Все. Путь открыт. Можно приступать к следующей части марлезонского балета.

Да, путь открыт и... как бы это парадоксально ни звучало, одновременно путь закрыт. Закрыт путь назад. Сожжен последний мост, и назад будет уже не отступить ни при каком раскладе...

В лачуге моей

для гостя одна отрада —

то, что малы комары...

Басе

Замок даймё строился не для того, чтобы поразить чье-то воображение архитектурными изысками. Его возвели, думая исключительно о прочности, долговечности и безопасности. Не требовалось много слов, чтобы описать устройство замка и его наружный вид. Это вам не Петродворец какой-нибудь и даже не Версаль.

Посреди территории, огороженной стенами замка, стоит сооружение, которое представляет собой огромное каменное основание, высотой в один, весьма высокий этаж, и из его центра как бы вырастает прямоугольная башня, высотой в три этажа. (Мелкие пристройки хозяйственного назначения за сооружения можно не считать, таким образом описанный замок — единственное строение внутри каменных стен.) В центральной, башнеобразной части замка расположены покои даймё Нобунага. Доступ в эту часть замка имеют лишь избранные слуги, лишь избранные самураи, ну и, разумеется, жена даймё.

Кроме того, покои даймё, как гласят добытые Артемовыми агентами из числа яма-буси и якудза сведения, содержат многочисленные ловушки. Что за ловушки и где они распложены, увы, выяснить не удалось. Разбираться придется на ходу. И тут тоже весьма кстати придется воровской опыт клана яма-буси.

Обычно в замке находились около сорока самураев. Примерно половина из них несла охрану личных покоев даймё, другая половина занималась наружным охранением. Те самураи, что несли ночной дозор, помещались в отдельном помещении слева от входа. Не занятые в ночном дозоре — чуть дальше, в глубине замка. По добытым сведениям, они занимали четыре комнаты: две комнаты отданы старшим самураям и две комнаты — младшим самураям.

Дверь на смазанных Каишаку Ли петлях отошла, не скрипнув. Первым внутрь замка вдвинулся Артем. Он перешагнул порог и остановился. Освещение внутри здания было другое, нежели на улице, следовало секунду-другую постоять, привыкая. Еще следовало осмотреться, насколько получится, чтобы не дай бог первым же шагом не зацепить какое-нибудь ведро, которое с грохотом покатится по коридору.

Слева, возле сдвижной бумажной двери висел фонарь-гандо, хитрый такой фонарь, в котором свеча всегда остается в вертикальном положении, как его ни верти. Свет от него освещал лишь ближайшее пространство и погружал середину коридора в призрачный полумрак, а дальний конец коридора был вовсе не виден. Зато можно было различить висящее на противоположной от двери стене какэмоно.

Артем двинулся вперед по коридору. Когда он оказался возле двери (аза ней, согласно полученным сведениям, располагалось караульное помещение), та стала отъезжать. Артем отпрянул, прижался к стене.

И тут уже стало не до колебаний и рефлексий. Не до раздумий, кто там и отчего поднялся ночью побродить, в туалет приспичило, или что-то услышал, или сработало чутье на опасность. Ситуация сгустилась до примитивной формулы: либо ты — либо тебя.

Артем опустил руку к ножнам с танто.

Краем взгляда он зацепил иероглифы на какэмоно. «Буши-но-ичи-гон», — проговорил про себя. Что означает: «слово, данное самураем». Наверное, какэмоно висит здесь как напоминание о верности своему господину.

Дверь не отодвинули до конца. Некто распахнул ее ровно настолько, чтобы пройти. Артем разглядел ладонь, белеющую на краю двери... И этот некто шагнул в коридор.

Артем метнулся вперед и вонзил кинжал в горло по самую рукоять, провернул лезвие, одновременно подхватывая оседающее тело. Раздался мерзкий хлюпающий звук и едва различимый шорох ткани. И снова воцарилась тишина.

Гимнаст задвинул дверь и привалился к стене. Сполз по стене, оказался на корточках над убитым им человеком. Кажется, молодой совсем. На нем тэта на босую ногу, штаны и небрежно наброшенная куртка простого покроя. Из оружия при нем только короткий меч. Похоже, человек просто встал по нужде. Если бы он что-то услышал или почуял — обязательно захватил бы длинный меч.

Артема колотила легкая дрожь, похожая на простудный озноб. Ничего удивительного. Нет у него привычки к хладнокровному убийству. И не к хладнокровному — тоже нет...

Да, перед ним враги, и если их не уничтожить любой ценой, то в скором времени придет враг более сильный, абсолютно безжалостный и беспощадный к другим народам. Монголы затопят страну кровью. Артем прекрасно помнил из школьного курса истории, что оставляли позади себя монгольские полчища. Разоренные, сожженные города, иногда — особенно в Средней Азии — с напрочь вырезанным городским населением. Возможно, и Японию это ждет. Но, возможно, ждет и более мягкое завоевание. Только проверять, как будет на самом деле, что-то не тянет. Лучше пресечь на корню, раз есть возможность. Вот что внушал себе Артем. Но внушай, не внушай, а хладнокровно убивать все равно не получается...