Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А почему мне должно быть противно? Он такой же человек…
Закончить я не успела, Морозов-младший вдруг подобрался и заорал, заставив меня испуганно замолчать:
— Заткнись, дура! Он не человек! Даже не смей сравнивать его с нами!!
От крика на мгновение заложило уши, но мужчина довольно быстро взял себя в руки и продолжил:
— Как же вы все стелетесь перед ними! Хищники, двуликие, чуть ли не боги. — Он едва не захлебывался от яда, которым было пропитано каждое слово. — Ублюдки, не достойные жизни. Это мы венец эволюции! Мы — люди! Но ничего, недолго осталось. Игра запущена.
Я совсем запуталась в его словах и поступках, поэтому осторожно спросила, пытаясь прояснить свою дальнейшую судьбу:
— С моей помощью?
Короткий издевательский смешок, от которого все внутри похолодело.
— Ты еще не поняла, Виктория?
— Не поняла чего?
Ладони вспотели, и статуэтка, которую я продолжала сжимать, готова была вот-вот выскользнуть из рук. А ведь я все еще на что-то надеялась.
«Может, швырнуть ее через всю комнату и попытаться попасть амбалу прямо в голову? Не получится. Промахнусь. Несмотря на габариты, отморозок наверняка уклонится от удара и еще больше разозлится».
— Что я прощу тебе унижение. Думаешь, это сойдет тебе с рук? О нет, я умею ждать, притаившись в засаде. Месть всегда подается холодной, и я дождался своего часа. Ты, конечно, подпорчена, но ничего, я потерплю.
— Что тебе нужно?
— Раздевайся, Вика-Виктория. Давно хотел тебе вставить. Вот теперь поиграем.
Сглотнула и покачала головой:
— Нет.
Морозов достал из заднего кармана штанов огромный пистолет и лениво взмахнул, направляя на меня черное дуло.
— Я сказал, раздевайся.
Смотреть в лицо смерти было жутко.
— Ты не выстрелишь, — прошептала я. — Хочешь запугать меня, да?
— Надо же, какая уверенность.
— Или ты некрофил? Один выстрел, и вставлять придется трупу.
Меня передернуло от отвращения.
— Ты такая наивная. — Его крохотные глазки горели фанатичным огнем. Кажется, мои слова не произвели на бандита никакого впечатления. Морозов упивался своей властью. Пистолет снова сделал небольшую дугу в его руке. — Зачем мне тебя убивать? О нет, у нас с тобой сегодня запланирована совершенно другая программа. Я ведь могу попасть тебе в руку или в ногу. Будет больно, очень больно. Возможно, ты даже потеряешь сознание. Но ненадолго. Ощутить, как я вхожу в тебя, как имею во все дырки, ты сможешь. Я дам тебе насладиться этим мгновением… Подумаешь, немного крови, онемение в теле, жар и озноб. А будешь непослушной девочкой, я отстрелю тебе еще что-нибудь. Ненужное. Ты же знаешь, что я на это способен.
Знала и покрывалась холодным липким потом с головы до ног.
— Так что, детка, отставь в сторону ту безделушку, которую прячешь за спиной. Хотя, если тебе хочется, можешь швырнуть ее в меня. Так даже интереснее, это необычно. А потом раздевайся. Медленно. Я хочу насладиться зрелищем. Давно ждал.
— Ты ненормальный, псих.
— Да, — равнодушно пожал он плечами и глухо рассмеялся. — И это так круто.
Я не могла избавиться от мысли, что Морозов принимает наркотики. Просто по-другому его поведение и состояние было сложно охарактеризовать. Нормальные люди не могут себя так вести.
— Знаешь, в чем ваша ошибка? — продолжил мужчина как ни в чем не бывало. — Твоя, отца, Н’Ери и К’Аури? Вы сразу списали меня со счетов, не восприняли всерьез. Дурачок и дурачок. Решили, что Морозов-младший только и годится девок мять и у отца на побегушках бегать? Но вы ошиблись. Все ошиблись. Ты ведь не знаешь последние новости, да, бейба?
Я покачала головой.
— Я теперь главный! Я! Круто? — радостно сообщил он мне и почесал дулом пистолета небритую щеку. — Я главный. И К’Аури следующие на очереди, а там и до твоего блохастого доберусь. Я власть и сила. Я!!! Ну что, Измайлова, не передумала? Подстилка для хищника или шлюха криминального авторитета? Я могу быть очень ласковым и добрым. Отсосешь, и жизнь твоя наладится, оставлю в живых.
— Что ты сделал с отцом? — спросила я, стараясь побыстрее сменить тему.
— Ничего. Просто показал, кто из нас круче, у кого яйца крепче. Сдал папочка, утратил власть, когда прогнулся под хищников. Это многим не понравилось. Равновесие, дружба — полная хрень. Город снова будет нашим, а этих двуликих на кол. Утопим улицы в их крови… Но ты мне зубы не заговаривай, Викуля. Раздевайся.
Статуэтку я поставила на столик. Осторожно, боясь, что она от любого моего движения может упасть и разбиться. Затем медленно потянулась к молнии на куртке, расстегнула замок.
— Давай, детка. Медленно, чувственно. А я посмотрю. Даже музончик тебе врублю. Потряси попкой.
Морозов сел на кровать, продолжая сжимать в руке пистолет. Другой рукой достал из кармана телефон и, не глядя, включил мелодию. Что-то громкое, стихийное, металлическое и бренчащее, когда солист не поет, а тупо орет в микрофон.
— Другого нет, — бросая мобильник рядом с собой, произнес мужчина. — Но сойдет и так. Ты уж постарайся, Вика. Мне должно понравиться. Или будет больно. — Голос прозвучал угрожающе.
— Выстрелишь? — равнодушно спросила у него.
Молния все-таки расстегнулась, и я повела плечами, давая пуховику сползти с плеч и пытаясь хоть немного вильнуть бедром.
«Господи, какая мерзость!»
Унизительно, страшно и безумно.
«Может, мне все это снится? Жуткий кошмар, после которого я проснусь?»
— Могу выстрелить, — не стал отрицать мужчина. — Могу и пальчики сломать. Один за одним. Как тебе такая идея? А могу быть и очень щедрым. Хочешь шубу? Колье с брюликами? Что еще такие шлюхи берут? «Мерс»? Алый кабриолет? Что дарил тебе Н’Ери?
— Ничего.
Пальцы не слушались. Все никак не получалось расстегнуть ремень, и танцевать перед этим уродом я не могла.
Руки безвольно опустились, я признала поражение.
— Не надо. Не могу… не надо, — прошептала, уже не сдерживаясь.
— Не зли меня, Вика. Я сказал, раздевайся!
Я покачала головой.
— Не могу.
— Сука! — рыкнул он и выстрелил.
Пуля попала прямо в ковер под моими ногами. Оглушив, заставила подскочить на месте и с жалобным криком прижать руки к ушам. Слезы сдержать не получилось. Смысла не было: я одна, неизвестно где, и играть в сильную женщину бесполезно.
Неуверенная, слабая, беспомощная. Противопоставить вооруженному отморозку мне было нечего.
— Ты будешь делать, как я сказал, поняла, тварь?