– Не забудь охладить шампанское, Маруся! – попросила Татьяна.

Маша покосилась на гору коржей и мечтательно улыбнулась – ради этого торта она была готова пожертвовать всем на свете, даже фигурой.

Закончив с праздничными угощениями, Татьяна с Машей перешли в гостиную – наряжать елку. Наступающий Новый год сестры решили отмечать в квартире на Мойке (раньше Басмановы всегда праздновали его в Березовке). Сергей с Юрой с утра уехали за подарками. Вечером в гости должны были прийти Андрей и Полина с Иваном.

Татьяна бережно сняла с антресолей коробку со старыми елочными игрушками. С каждой из них были связаны воспоминания: эту игрушку покупал отец, эти – мама, а когда Татьяна достала из коробки картонных нарисованных ангелов, сестры расплакались – ангелов собственноручно когда-то расписала бабушка.

– Стеклянный домик нам принес Клюквин! – грустно сказала Татьяна.

– А сиреневый шарик мне подарил Саша, – печальным эхом вторила Маша. – Он повесил его на ель в саду… Помнишь наши зимние праздники в Березовке, Таня? Обычно мы приезжали к бабушке тридцатого, наряжали ель прямо в саду, играли в снежки, катались с горы… Время от Нового года до Рождества было сплошным праздником души – череда бесконечно счастливых, радостно-веселых дней…

Она подошла к окну, посмотрела на залитую огнями набережную:

– Смотри, какой снег! Погода новогодняя! Все замело!

Татьяна вздохнула:

– Наверное, в Березовке дорожки занесены снегом. Знаешь, я хотела свозить туда Юру и никак не решусь – не представляю, как увижу дом, который уже не наш… Не смогу это выдержать. Может быть, потом… А пока никак не привыкну к мысли, что у нас больше нет дома. Для меня он был родиной. А теперь я, получается, эмигрант…

– Ничего не поделаешь, Таня, все мы в глубокой внутренней эмиграции, как говорит Андрей, – усмехнулась Маша, – тебе вон теперь вообще на два города жить придется.

– Будешь приезжать ко мне в Прагу?

– Конечно! Кстати, знаешь, у нас в будущем году запланированы гастроли по Европе…

Когда Маша ушла надевать вечернее платье, Татьяна оглядела гостиную – все было готово к празднику, горели свечи, переливалась елка. Новый год всегда казался ей особенным праздником, но в последние несколько лет из него ушло ощущение чуда, а теперь нежданно-негаданно благодаря Юре вернулось (потому что, когда встречаешь Новый год с детьми, праздник становится волшебным и ты возвращаешься в детство). За это, как и за многое другое, Татьяна бесконечно благодарна сыну. Да, иногда ей бывает с ним тяжело, но она ни разу не пожалела о том, что усыновила его, а то, что мальчик в тот осенний вечер пришел к ним в дом, она считает промыслом и даром Божьим.

Татьяна задумалась и не услышала, как в комнату вошла Маша.

– Я все хочу тебя спросить, – сказала сестра. – Что же, Таня, ты теперь счастлива?

Она смущенно кивнула, словно извиняясь за свое счастье.

Маша улыбнулась:

– Я и смотрю – ты прямо светишься! Тьфу, чтоб не сглазить! Надо подержаться за черное! А, вот у Балалайки черный нос! – Она прикоснулась к собачьему носу. – Я так рада за тебя, Таня!

– Спасибо, родная… Вот только, Маруся, все непросто… – Глаза Татьяны затуманились печалью.

– Ты о чем?

– Понимаешь, Маруся, в моей жизни появилось невероятное счастье, но вместе с ним – страх. Страшно потерять то, что имеешь… Когда я думаю, что могу потерять Сергея, Юру или вас, девочки, мне становится страшно… Я недавно услышала потрясающую фразу: «Счастье в том, чтобы у тебя был кто-то, кого можно утратить». Если следовать этой истине, я, безусловно, очень счастливый человек. И вместе с тем мне страшно, что мое счастье однажды исчезнет, разобьется. Но это недостойные мысли для верующего человека, – Татьяна вздохнула, – бабушка бы меня отругала и сказала, что не надо ничего бояться, а нужно просто любить и быть благодарной. И я стараюсь преодолевать свои страхи… Надеюсь, у меня когда-нибудь получится…

* * *

За час до Нового года пришли Андрей и Полина с Даниловым. Увидев сестру, Маша пискнула от восторга – Полина была затянута в зеленое, очень узкое платье, которое подчеркивало все достоинства ее словно выточенной искусным мастером фигуры. В сочетании с короткой мальчишеской стрижкой и туфлями на высоченных каблуках вышло невероятно эффектно. Маша потрогала на ощупь благородный, шуршащий шелк и выдохнула: «Дааа!» Из трех сестер именно Полина обладала безупречным вкусом и чувством стиля, что не раз признавали Маша с Татьяной.

Вскоре началась та суета, какая обычно случается, когда уже надо садиться за стол «провожать старый год», но еще ничего не готово.

Глядя на хлопоты сестер, Полина сказала:

– Смешная штука – эта новогодняя беготня. Суетимся, спешим, волнуемся, словно боимся не успеть, не вскочить в будущее! Но всякий раз успеваем, вскакиваем… Так что не волнуйтесь, девочки, и на сей раз получится!

– Проводим старый год! – предложила Татьяна.

Сергей разлил шампанское в фужеры.

– А год был так себе, – вздохнула Маша, – средний.

Сергей покачал головой:

– Не согласен!

– Вы, счастливые, не в счет! – фыркнула Маша. – Между прочим, не всем так повезло!

– Значит, есть чего ждать от будущего года! – сказал Сергей.

Маша усмехнулась:

– Ха-ха, будущее! С прошлым бы разобраться! Иногда кажется, что оно, как тигр, бежит за мной по пятам! Представляете, вчера встретила Сашу Бушуева! Смешно – меня все время с ним сталкивают нос к носу, как будто мы живем не в пятимиллионном мегаполисе, а на необитаемом острове, где уж никак не разойтись двум потерпевшим кораблекрушение.

– И как он, Маруся? – спросила Татьяна.

Маша недовольно повела плечиком и сказала с непередаваемой интонацией:

– Судя по всему, неплохо! Сытый, лощеный, кашемировое пальто, кейс из кожи крокодила, тьфу!

– Ну конечно, – рассмеялась Полина, – окажись Бушуев в рубище, голодный, холодный, несчастный, он снискал бы у тебя больше сочувствия, а дорогое кашемировое пальто – это как-то… очень жизнеутверждающе, просто до неприличия.

Татьяна глазами спросила у сестры, говорила ли та с Сашей.

– Нет, мы не разговаривали, – ответила Маша. – Сдержанно кивнули друг другу: «Сколько лет, сколько зим!» – и разошлись восвояси. Это даже смешно… Так смешно, что я сейчас, право, расплачусь. – Она закусила губу и действительно расплакалась.

– Представляете, мой пасьянс вчера сложился впервые за много лет, – сказала Татьяна, чтобы перевести разговор.

Маша так удивилась, что перестала плакать:

– В самом деле? А это что значит?

Татьяна улыбнулась:

– По меньшей мере нечто необыкновенное!