Уверена, что мой сын в этом же городе, а реанимация, наверняка, одна.

Внимательно смотрю на дорогу, пытаясь вспомнить, сюда ли меня везли тогда. Вроде, да.

Мы останавливаемся у ворот больницы.

– Вам помочь? – спрашивает мужчина.

Молча киваю. Боюсь идти одна. Он выходит из машины и мы вместе идем к посту охраны.

– Вы к кому? – спрашивает охранник.

– Здесь мой сын, – произношу уверенно. – Я хочу его увидеть.

– В часы приема, – отрезает он. – По согласованию с врачом.

– Пустите меня! – требую и бью кулачком в окошко. – Пустите!

– Отойдите! А то я вызову полицию.

Но в этот момент к окошку подходит второй охранник. И его лицо кажется мне знакомым.

– Вы? – спрашивает он и выбегает на улицу к нам. – Как Вы здесь оказались? Егор Валерьевич в курсе? Заходите быстрее, чтобы Вас не увидели!

И он буквально заталкивает меня в свою каморку. Мужчина, который привез меня сюда, заходит следом.

– Олеся, – обращается ко мне узнавший меня охранник, – Вам туда нельзя. Не беспокойтесь, малыш под наблюдением. Я отвезу Вас к Егору Валерьевичу. Пойдемте.

Он дает инструкции второму охраннику, а я отпускаю своего водителя. И в последний момент вспоминаю, что не поблагодарила его. Поворачиваюсь, хватаю его за руку.

– Спасибо Вам! Вы самый настоящий человек, самый добрый. Добрее всех.

– Да ладно, пожалуйста, – он смущается и тоже жмёт мне руку. – Надеюсь, я Вам помог.

– Вы не просто помогли, Вы спасли меня и моего сына. Спасибо!

К дому Егора подъезжаем и я нетерпеливо дергаю ручку двери.

Выскакиваю из машины и стремительно кидаюсь к воротам. Они сразу открываются. Охранник уже позвонил Егору, пока мы ехали.

Он стоит в воротах и сразу же бросается ко мне навстречу.

Это он – Егор, мой любимый. О, Господи, я кажется не добегу. Кружится голова. То ли от общего недомогания, то ли от нервного напряжения. Чувствую слабость. Останавливаюсь и хватаюсь за голову.

Егор подбегает и хватает меня на руки.

– Девочка! Боже, Лея! Лея!

Он бежит со мной на руках в дом. Прижимает к себе, целует лицо, руки, плечи. Я тону в его поцелуях. Сажает на диван. Сам на коленях втсает передо мной, смотрит в глаза, жадно разглядывает лицо, гладит волосы. Хватает мои ладони, сжимает пальцы, прикладывает к лицу. Целует.

– Я не верю, что я здесь, – шепчу сквозь накатившую слабость.

Чувствую – всё. Слёзы рвутся, застилают глаза, захватывают. Я не могу дышать. Слезы душат. Объятья Егора такие сильные. Я вижу как он взволнован, как счастлив, что я, наконец, рядом. Я с ним.

– Лея, Лея, Лея, – повторяет Егор как безумный, как будто моё имя для него дороже всего. – Как ты смогла? Храбрая моя девочка. Только моя. Все будет хорошо. Не плачь. Все позади.

– Где наш сын? – выдыхаю, как только могу говорить.

– Не беспокойся. Любимая моя. Он вне опасности, его охраняют, день и ночь.

– Почему он не дома?

– Пока нельзя. Нельзя, Лея. Ему нужен уход. Но не расстраивайся, скоро он будет с нами. Наш мальчик. Лея… Это самый счастливый день в моей жизни. Девочка моя.

Вот теперь я точно понимаю – всё закончилось. Обхватываю Егора сильнее за шею, прижимаюсь к нему.

– Слава Богу, – слышу голос позади.

Вспышка… Это – Он… Тот голос! Это же он! Вот почему он казался мне знакомым! Как я сразу не поняла?

Поворачиваюсь…

Когда охранник говорит в телефон, что Лея вернулась, в меня как будто ударяет молния.

Выбегаю ей навстречу.

Вижу мою девочку. Худую, слабую, бледную, уставшую, но такую красивую. Такую родную и самую дорогую. Все мои чувства и эмоции не описать словами. Ещё никогда в своей жизни я не испытывал ничего подобного. Радость, восторг, любовь, нежность. Желание схватить, защитить, унести и заботиться. Спрятать ото всех. Только моя. Моя.

– Бедная моя девочка, что они с тобой сделали, – тихо говорю я, крепко-крепко прижимая ее к себе. И сам пугаюсь, что задавлю ее. Такую хрупкую. Но такую сильную и такую смелую.

Она смогла. Сама. Без моей помощи. Смотрю на нее и восхищаюсь.

Я убью каждого, кто причинил ей боль. Ей и моим детям. Они все будут страдать, все. Так же как и я страдал, моя девочка и наш сын. И Данил. Суки.

– Уже всё хорошо, – успокаиваю ее и она обхватывает меня за шею своими тоненькими ручками, прижимается и плачет. – Больше никогда тебя не оставлю, не отпущу.

– Слава Богу, – входит Олег.

Лея вздрагивает. Глаза её расширяются от испуга или страха. Не пойму. Она отпускает мою шею, поворачивает голову.

– Я рад, что всё благополучно закончилось, – говорит Олег.

Лея встаёт с кресла, смотрит на него так, как будто видит в первый раз.

– Это он! Егор, слышишь? Он! – указывает на него и в этот момент я понимаю, кто именно…

Но и он понимает это, выхватывает пистолет и наставляет на меня.

– Да, это я, – говорит, ухмыляясь.

– Ты, сука, всё это устроил? – голос мой искажается от злости и такого неожиданного поворота.

– А ты думал, кто?

– Олег, давай успокоимся, – смотрю на пистолет, – что ты хочешь?

Не верю в происходящее.

Человек, которому я доверял больше всех. Мой личный помощник. Человек, который каждый день держит мою жизнь и жизнь моей семьи в своих грязных руках.

– Деньги ещё никому не помешали, – говорит он и я вижу, как напряжена его рука, секунда и он нажмёт на курок, – но тут другое. Помнишь, я тебя просил своего племянника из СИЗО достать? А ты ещё сказал, что он виноват – пусть сидит. Значит, он – пусть сидит, а эта шалава чем лучше? Дешевая подстилка, удачно залетевшая от такого мудака, как ты.

Он указывает на Лею. Она тихо стоит, испуганно смотрит то на меня, то на Олега. А тот когда говорит, трясёт пистолетом перед моим лицом. Одно неверное движение и выстрелит.

– Ты думаешь, это помогло бы тебе? Твой племянник настоящий наркоша и дилер. Ему бы точно не помогло, – как можно спокойнее говорю я, пытаясь убедить его.

– Тебе по хуй должно быть до этого! Ты должен был просто пацану помочь. Он бы исправился, я тебя просил, как человека. Он сын моей сестры. Она рыдала у меня на плече.

– Ты не понимаешь Олег, – я уже говорю спокойно, пытаясь усыпить его бдительность, но он становится всё злее.

– Ну, конечно, я ничего не понимаю. Как шлюхи, развлечения, вертолетики, яхты – это важное. Конечно, это важнее всего. А как дать человеку шанс, тут уже – я ничего не понимаю.