Такой документ и написала Исабель Альенде в 1984 году, рассказывая о своей родине 1978 года в романе «Любовь и Тьма».

«За моим романом стоят ярость, ненависть, бессилие перед тем, к чему привели в Латинской Америке репрессии, пытки, смерти, грязные войны, и особенно — перед проблемой пропавших без вести»,[66]— признавалась автор «Любви и Тьмы».

Да, конечно же, проблема пропавших без вести (убитых без суда и следствия и тайно погребенных) — основной стержень этого романа.

…У индейцев Латинской Америки есть поверье: умершие лежат в земле с открытыми глазами — они ждут, когда наступит день справедливости. И только тогда, когда этот день настанет, они закроют глаза и заснут спокойно.

В первые дни после переворота тысячи чилийцев были убиты и тела их брошены в реки, лесные овраги, старые шахты. А родственникам власти отвечали: мол, они пропали без вести (не напоминает ли это наши, советские, «десять лет без права переписки»?!) Годами «пропавшие без вести» лежали неизвестно где. И уже не открытыми глазами, а пустыми глазницами смотрели они на мир. И все равно ждали, когда наступит день справедливости — ибо никто им, мертвым, не закрыл глаза…

И живые тоже не могли спокойно спать, они тоже жаждали правды и справедливости.

Рано или поздно (к сожалению, обычно поздно), но тайное всегда становится явным. Долго скрывать правду военные не могли. Однажды архиепископу города Сантьяго стало известно, что в одной из заброшенных шахт обнаружены останки жертв диктаторского режима. Шахту вскрыли, власти были вынуждены начать расследование, непосредственные исполнители преступления были преданы суду… Справедливость восторжествовала? Роман Исабель Альенде дает однозначный ответ: к сожалению, ни в коей мере… Власть предержащие, как Понтий Пилат, умыли руки.

Властители остались у власти, а главным героям романа, чудом избежавшим смерти, осталось одно: эмиграция.

«Политическая» линия романа постоянно переплетается с линией «любовной». Исабель Альенде стремится как можно напряженнее «закрутить» сюжет своей книги. «Строгий реализм отдельных эпизодов уживается с мелодраматической трактовкой некоторых сюжетных линий. Стремление к глубоким обобщениям реализуется в рамках откровенно авантюрного сюжета. Чисто развлекательные, декоративные элементы играют… не последнюю роль, ибо массовый читатель для автора — отнюдь не абстрактное понятие».[67]

Но, конечно, не только для «завлечения» читателя выстроен автором «любовный треугольник» (не забудем, что жених Ирэне пытается поднять восстание против Хунты и погибает). «Треугольник», который более всего интересует чилийскую писательницу, условно можно назвать: «Ромео, Джульетта и Тьма». В художественных произведениях любовь издавна противопоставляется смерти. И даже побеждает ее, эту самую смерть («Посильнее „Фауста“ Гете»…). Жаль только, что случается это лишь в литературе, а не в реальности. Лучший друг советских писателей, заявивший о том, что «любовь побеждает смерть», лукавил — он-то хорошо знал: верх всегда одерживает именно смерть. А победа любви — это фикция, иллюзия, вымысел.

Но ведь литература, искусство всегда жили вымыслом. В этом, может быть, и заключается для человека главная, притягательная сила искусства?..

У перуанского поэта Сесара Вальехо, оказавшего значительное влияние на всю латиноамериканскую литературу XX века, есть стихотворение «Брачное ложе вечности»:

Любовь сильна, когда она исчезла;

большим зрачком тогда глядит могила,

и плачет в глубине его — смятенье

любви, как в чаше вечности, покрытой

рассвета ослепляющею тенью.

И губы набухают в поцелуе,

и кажется: они вот-вот прольются,

и умирают в судорожном стоне,

и рта другого утоляют жажду,

даруя жизнь мучительных агоний.

Когда я размышляю так — могила

заманчива: там все соединятся,

окончив одинокий путь страданий;

и мрак заманчив — он от нас скрывает

всемирное любовное свиданье.

Но слава Богу, еще ни одному безумцу не пришло в голову облагодетельствовать человечество всемирным свиданием с вечной любовью. И примем — в утешение себе — за аксиому: любовь побеждает смерть. Конечно, если побеждает искусство…

К каждой части своего романа «Любовь и Тьма» Исабель Альенде выбрала эпиграфы из произведений трех чилийских поэтов — Виолеты Парры, Висенте Уидобро и Пабло Неруды. Все эти три поэта — фигуры, весьма и весьма значимые для чилийского читателя. Но чилийская литература XX века подарила миру еще одного поэта: Габриэлу Мистраль (из латиноамериканских писателей Мистраль стала первой, кто был удостоен Нобелевской премии).

И думается, что для всего романа Исабель Альенде могла бы взять эпиграфом такие строки из Габриэлы Мистраль:

Страна разлуки —

моя страна,

из призрачных нитей

она сплетена,

но памяти прошлого

тяжелей,

и вечностью — мертвое время

в ней…

Эпиграфом обычно открываются книги. Но пусть будет так: этим предполагаемым эпиграфом к роману «Любовь и Тьма» закрывается краткое послесловие к нему…

Виктор Андреев