— У Крессинга? — переспросила она шепотом и напряженно стала ждать продолжения.

Но Сара не торопилась. Она снова прижала к лицу промокший от слез платок и несколько раз всхлипнула Ненадолго в кебе наступила тишина, в которой раздавался лишь шум дождя, негромкое цоканье копыт и старый голос кучера, понукавшего свою старую лошадь:

— Да шевелись же ты, мешок с костями! Давай, давай, дохлая!

Наконец Сара несколько раз глубоко вздохнула, начиная понемногу успокаиваться, и снова заговорила:

— Ах, мисс, если бы вы только знали, что он за человек! Никогда в жизни не встречала таких мерзавцев. Уж чего он только мне не обещал! Говорил, что будет любить меня всю жизнь, что мы с ним никогда не расстанемся… Но вскоре экономка заметила, куда у нас с ним дело идет, и тут же выставила меня на улицу, без всяких рекомендаций. Я — к нему. А он что? Только рассмеялся и приказал мне убираться. Вот такие дела…

Элли не знала, что и сказать своей несчастной служанке, как помочь ей забыть об этом мерзавце.

Крессинг! Элли хотелось убить его своими собственными руками. Ее и до этого душил гнев, стоило ей подумать о бароне, укравшем табакерку Равенворта. Но сейчас, после того как ей стала известна история Сары…

Элли знала, что нет таких слов, которые могли бы утешить Сару, и потому перестала их понапрасну искать. Вместо этого она уставилась в окно и крепко задумалась. Постепенно ее новый план начал приобретать все более определенные очертания. Она немного приободрилась и крепко сжала руку Сары.

— Не вини себя в этой истории. Ты была наивной девочкой, а Крессинг — человек опытный и коварный. Ведь я и сама только сегодня разобралась в том, что он собой представляет на самом деле. Поздно разобралась, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Ты очень вовремя все рассказала мне, и я уверена: теперь мы справимся с этим… с этим… с этой тварью!

Поднявшись наверх, в свою спальню, Элли вытащила из сумочки кошелек Равенворта, и у нее сжалось сердце — слишком много воспоминаний сразу же шевельнулось в нем.

Затем она разделась и юркнула в постель, снова и снова проклиная себя за то, что согласилась заключить это дьявольское пари, в которое по ее вине оказались втянутыми ни в чем не повинные люди. Боже, что, если Ра-венворт не поверит ей, никогда не сможет простить ее?! Элли вспомнила, как он в первый раз отказался отдать ей свою табакерку. Ведь он пытался при этом объяснить — вежливо и деликатно, — что она ведет себя неподобающим образом, что ввязалась в опасную игру. А она не захотела услышать, понять его…

Элли передернула плечами. Как могло случиться, что эта маленькая серебряная коробочка заслонила ей весь белый свет, заставила ее забыть обо всем?

Итог размышлений был очень прост: Элли поклялась себе, что вернет табакерку Равенворту — чего бы ей это ни стоило.

— А ты уверен, что это была именно Элли? — спросил лорд Равенворт. — И она выходила из квартиры Фентона? Нет, она не могла совершить такую глупость!

Они ехали по Гайд-парку вдвоем — Барроу на своем любимом Аполлоне и Равенворт на черном скакуне. Барон глубоко вздохнул:

— Ньютон еще мог ошибиться — он плохо ее знает. Но Уитни… Этот не мог. А он тоже видел ее. И весь Лондон теперь об этом знает.

— О боже!

— Не кипятись, Джефф. Ты должен поговорить с ней. Мало ли зачем она могла прийти к своему кузену…

Некоторое время они в молчании ехали по направлению к Роттен-роу. Равенворт неотступно думал об Элли и о том вечере в Воксхолле, который так печально закончился. Да что там — печально… Кошмарно он закончился, вот что!

Старые мысли, старые подозрения ожили в нем. Теперь она заполучила его табакерку, тем самым, вероятно, выиграв какое-то пари. И что дальше? А впрочем, не в табакерке дело. Просто между ними отныне все кончено… Но неужели она оказалась такой превосходной актрисой? Это надо же — так сыграть! Эта грусть, эта боль в глазах, и сочувствие, и мягкое прикосновение затянутой в перчатку руки к щеке…

Он вспомнил, чем закончился для него тот вечер разочарований. А закончился он необычно: Равенворт позволил себе то, чего не позволял никогда, — он напился. В «Уайтсе». Напился оттого, что не мог иначе справиться с противоречивыми чувствами, разрывавшими его сердце. С одной стороны — отчаянное, безнадежное желание поверить в невиновность Элли, с другой — тяжелые, неопровержимые доказательства ее лжи.

А самое отвратительное — за секунду до того, как он ткнулся головой о стол, перед ним возникло лицо лорда Крессинга — торжествующее, искаженное сатанинской ухмылкой. Он смеялся над Равенвортом — громко, на весь клуб. Непонятно: чего он, собственно, так обрадовался?..

Равенворт вернулся мыслями к событиям в Воксхолле. Нет, не похоже это нападение на те, прежние попытки Элли завладеть его табакеркой. Они были обставлены так по-детски, так легко разгадывались — и тот случай с больной ногой, и попытка похищения с помощью подкупленного слуги… Нет, это были какие-то ненастоящие покушения, они не столько сердили, сколько забавляли.

Вчерашнее нападение было другим — более жестко и тщательно продуманным, более… мужским, что ли. В нем не чувствовалась озорная, но такая простодушная натура Элли.

Скорее это могло быть делом рук Фентона. А еще вернее — Крессинга.

Жеребец заволновался под виконтом, пошел боком, угрожая столкнуться с Аполлоном, и барон поспешил отъехать в сторону. Равенворт потуже натянул поводья, наклонился к своему вороному и шепнул ему на ухо несколько ласковых слов. Жеребец повел ушами и успокоился, а Равенворт, выпрямляясь в седле, с неожиданной отчетливостью осознал — кто на самом деле напал на него вчера в зимних садах Воксхолла.

Он вспомнил, что, когда Крессинг смеялся над ним в «Уайтсе», в руках у него была табакерка. Его, Равен-ворта, табакерка! А еще точнее — табакерка покойного Эверетта…

До него долетел голос лорда Барроу:

— Смотри-ка, а вот и они сами! Подъедем?

Равенворт быстро оглянулся и тоже увидел приближающийся экипаж леди Вудкотт. Сегодня, по причине теплой погоды, это было открытое ландо. Фанни, заметив лорда Барроу, приветственно махнула ему рукой. Сидящая рядом с нею Элли не шевельнулась и продолжала смотреть куда-то в сторону с самым несчастным и отрешенным видом.

Друзья подъехали ближе: лорд Барроу с одной, а Равенворт — с другой стороны ландо. Теперь Равенворт мог разглядеть лицо Элли — оно было мертвенно-бледным и безучастным. Воплощение вины и отчаяния!

Виконт поклонился леди Вудкотт и терпеливо выслушивал все ее банальные глупости на тему погоды, которая, нужно согласиться, сегодня и впрямь была чудесной. Затем наклонился к руке Элли, и она наконец подняла на него свои синие глаза, полные страдания. Равенворту мучительно захотелось поцеловать ее и поцелуем стереть печаль с этого прекрасного лица. Да, это, пожалуй, было бы самым разумным поступком, но увы… Не мог он себе этого позволить, во всяком случае — здесь и сейчас. Элли протянула ему руку, и он удивился, почувствовав вместо мягкой перчаточной замши что-то твердое, плотное.