– В последний приезд вы расспрашивали о ней, а она упоминала о встрече с вами, когда еще училась в Академии. Я сомневаюсь, что… кто бы ни направил вас ко мне… без причины интересоваться ничего не представляющим из себя новобранцем они бы не стали.

Гийон кивнул:

– Ее линия жизни, как выяснилось, подобно вашей, пересекается с жизнью многих людей. – Он помолчал. – Как выяснилось, повторяю.

Беспокойство с новой силой охватило Эверарда. Он достал трубку и кисет.

– Что, черт возьми, происходит? – требовательно спросил он. – О чем вообще идет речь?

– Надеемся, что ничего экстраординарного не случится.

– Что вы имеете в виду?

Гийон встретился взглядом с Эверардом.

– Я не могу сказать точно. Может статься, это что-то совершенно неожиданное.

– Тогда скажите мне хоть что-нибудь, ради Христа!

Гийон вздохнул:

– Мониторы обнаружили аномальную вариантность реальности.

– Разве вариантность не всегда такова? – спросил Эверард.

«Многие из вариантов вообще несущественны. Ход истории имеет колоссальную инерцию, эффект путешествий во времени стирается на удивление быстро. Происходят события, которые компенсируют вмешательство, – отрицательная обратная связь. Сколько, интересно, незначительных флуктуаций гуляет по структуре пространства-времени туда-сюда? Насколько постоянна и неизменна реальность? На этот вопрос нет ясного ответа – и, возможно, в нем нет смысла. Но в один прекрасный момент ты сталкиваешься с цепью событий, когда один-единственный эпизод определяет развитие всего обозримого будущего – и неизвестно, к лучшему или к худшему».

Размышления Эверарда прервал спокойный голос:

– Данная аномалия не имеет причины. Ситуация такова, что нам не удалось установить ее хронокинетические источники. К примеру, комедия «Ослы» Плавта впервые была поставлена в двести тринадцатом году до Рождества Христова, а в тысяча сто девяносто шестом году от Рождества Христова Стефан Неманя, Великий жупан Сербии, отрекся от престола в пользу сына и удалился в монастырь. Я мог бы привести ряд других примеров приблизительно того же времени – даже в Китае, который так далеко от Европы.

Эверард проглотил аквавит и запил пивом.

– Не утруждайте себя, – резко произнес он. – Я могу свести воедино упомянутые события. Что именно вам кажется странным в этих двух примерах?

– Точные даты названных событий не совпадают с теми, которые зафиксировали ученые из будущего. Не совпадают также некоторые мелкие детали, такие, как текст пьесы или предметы, изображенные на некоторых картинах Ма Юаня. – Гийон отпил из бокала. – Мелкие детали, запомните. Ничего, что явно изменяет общую картину поздних событий или даже что-то в повседневной жизни. Тем не менее подобные мелочи свидетельствуют о нестабильности на этих отрезках истории.

Эверард чуть не вздрогнул.

– Двести тринадцатый до Рождества Христова, вы сказали?

«Бог мой! Вторая Пуническая война!»

Он явно перестарался, набивая трубку.

Гийон снова кивнул.

– На вас лежала громадная ответственность за предотвращение катастрофы.

– Сколько их еще могло быть? – резко спросил Эверард.

Вопрос был абсурдный и к тому же заданный по-английски. Прежде чем Эверард перешел на темпоральный язык, Гийон сказал:

– Данная проблема изначально неразрешима. Сами подумайте.

Эверард последовал совету.

– Патруль, все существующее человечество, сами данеллиане обязаны вам после Карфагена. – Помолчав немного, Гийон вновь заговорил: – Если хотите, считайте некоторые уступки, впоследствии сделанные вам, небольшим вознаграждением.

– Спасибо. – Эверард разжег трубку и запыхтел ею. – Не одно бескорыстие двигало мною, как вы понимаете. Мне хотелось, чтобы мой родной мир не исчез из истории Земли. – Он вдруг вытянулся как струна. – Но какое отношение эти аномалии имеют ко мне?

– Не исключено, что никакого.

– Или к Ванде… к специалисту Тамберли? Что вам нужно от меня и Тамберли?

Гийон поднял руку:

– Пожалуйста, не надо заводиться. Я знаю о вашем стремлении к независимости и считаю его в какой-то степени оправданным.

– В тех местах, откуда я родом, это неотъемлемое право каждого, черт побери! – проворчал Эверард. Щеки его вспыхнули.

– Если Патруль призван наблюдать за эволюцией времени и хранить ее, не следует ли ему заодно присмотреть и за собой? Вы стали одним из важнейших агентов, действующих в пределах последних трех тысячелетий. Именно поэтому, знаете вы это или нет, ваше воздействие на ход событий по сравнению с другими более существенно. Иногда оно сказывается через друзей. Тамберли стала катализатором в среде, которую она по заданию должна была просто изучать. Когда вы защитили ее от наказания за проступок, вы тоже стали причастны к этому. Никакого вреда в любом случае это не принесло, и мы не ожидаем, что кто-то из вас вольно или невольно нанесет удар нашему делу, но вы должны понять: мы хотим знать о вас по возможности больше.

Волосы на руках Эверарда встали дыбом.

– Мы, говорите? – прошептал он. – Кто вы, Гийон? Кто вы такой?

– Агент, как и вы, служащий там же, где и вы, за исключением того, что я слежу за самим Патрулем.

Эверард не сдавался.

– Откуда вы? Из эры данеллиан?

Защита мгновенно рухнула.

– Нет! – Гийон сделал нетерпеливый жест. – Я никогда не встречался с ними! – Он отвел взгляд в сторону. Аристократические черты его лица исказились. – Вам однажды повезло, а я… Нет, я просто никто.

«Ты имеешь в виду, что ты просто человеческое существо, подобное мне. Для данеллиан мы оба – homo erectus,[7]или австралопитеки. Хотя ты, рожденный в более поздней и развитой цивилизации, должен знать о них гораздо больше меня. И видимо, достаточно для того, чтобы бояться их».

Гийон, придя в себя, отпил виски и произнес прежним спокойным тоном:

– Я служу так, как мне приказывают. И все.

С внезапной симпатией и бессознательным желанием разрядить обстановку Эверард пробормотал:

– Итак, теперь вы просто связываете оборванные концы – и ничего драматического.

– Надеюсь. От всей души. – Гийон глубоко вздохнул и улыбнулся. – Ваша здоровая логика и практический подход – как они помогают делу!

Напряжение отпустило и Эверарда.

– Все в порядке. Нас слегка занесло, верно? На самом деле мне нечего беспокоиться ни за себя, ни за Ванду.

Хладнокровие переросло в облегчение, прозвучавшее в голосе Гийона.