Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отстань, – ответил Володя.
На его столе лежало расшифрованное сообщение из радиоотдела, под группами знаков – карандашом, буква за буквой, записаны немецкие слова.
Сообщение было от Вернера.
Первой реакцией Володи был страх. Неужели Маркус уже успел сообщить ему о случившемся с Ириной и уговорить Вернера тоже отказаться от работы? Сегодняшний день казался достаточно неудачным, чтобы могло произойти и такое.
Но в послании ничего ужасного не содержалось, отнюдь.
Володя читал с растущим ликованием. Вернер сообщал, что немецкие военные решили послать в Испанию шпионов под видом добровольцев-антифашистов, пожелавших участвовать в гражданской войне на стороне правительства. Они будут тайно передавать информацию из-за линии фронта немецким радиостанциям в лагере мятежников.
Это само по себе было крайне важной информацией.
Но и это еще не все.
Вернер прислал имена.
Володе пришлось сделать над собой усилие, чтобы не завопить от радости. Только раз в жизни разведчика могла случиться такая удача, подумал он. Это его более чем примирило с потерей Маркуса. Вернер – просто золото. Володя боялся себе представить, на какой риск ему пришлось идти, чтобы раздобыть этот список имен и вынести его из штаба Воздушного министерства в Берлине.
У него возникло искушение немедленно броситься вверх по лестнице в кабинет Лемитова, но он сдержался.
Пишущая машинка была одна на четверых – старая, тяжелая. Володя взял ее со стола Камня и поставил на свой. Двумя указательными пальцами он напечатал перевод сообщения от Вернера на русский язык. Пока он этим занимался, дневной свет померк и вокруг здания зажглись мощные караульные фонари.
Оставив в ящике стола второй экземпляр, с первым он пошел наверх. Лемитов был у себя. Это был человек приятной наружности лет сорока, с темными волосами, которые смазывал бриллиантином. У него был острый ум, и он видел на шаг дальше Володи, который пытался перенять его прозорливость. Он не разделял старорежимных взглядов, что армия должна строиться на крике и угрозах, но был безжалостен к некомпетентным людям. Володя уважал его и боялся.
– Эти сведения могут оказаться крайне ценными, – сказал Лемитов, прочитав перевод.
– Могут оказаться? – Володя не видел причин сомневаться.
– Если это не дезинформация, – пояснил Лемитов.
Володе не хотелось в это верить, но он с болью разочарования понял, что нельзя отвергать возможность того, что Вернера могли поймать и перевербовать.
– Какого рода дезинформацией это может быть? – упавшим голосом спросил он. – Неверные имена, чтобы направить нас по ложному следу?
– Может быть. А может, имена искренних добровольцев, коммунистов и социалистов, которые спаслись из нацистской Германии и отправились в Испанию бороться за свободу. Дело может кончиться тем, что мы будем хватать настоящих антифашистов.
– Черт.
– Не надо так расстраиваться, – улыбнулся Лемитов. – Информация все же очень ценная. У нас есть и собственные шпионы в Испании – молодые русские солдаты и офицеры, как бы «добровольно» пожелавшие войти в интербригады. Они смогут узнать. – Он взял красный карандаш и стал писать на листке бумаги мелким, аккуратным почерком. – Хорошая работа, – сказал он.
Володя принял это за разрешение идти и направился к двери.
– Ты встречался сегодня с Маркусом? – спросил Лемитов.
Володя вернулся.
– С Маркусом возникли сложности.
– Я так и догадался по твоему лицу.
Володя все рассказал.
– Так что я потерял хороший источник, – закончил он. – Но я не знаю, как в этой ситуации я мог поступить иначе. Может, мне следовало предупредить их, чтобы его не трогали?
– Черта лысого, предупреждать их! – сказал Лемитов. – Им совершенно нельзя доверять. Никогда им ничего не говори. Но не волнуйся, Маркуса ты не потерял. Его легко будет вернуть.
– Как? – недоуменно спросил Володя. – Он же теперь нас всех ненавидит.
– Арестуй Ирину снова.
– Что? – с ужасом переспросил Володя. Неужели она мало страдала? – Но он будет нас ненавидеть еще сильнее!
– А ты ему скажешь, что, если он не будет сотрудничать, мы ее снова станем допрашивать.
Володя изо всех сил попытался скрыть отвращение. Нельзя было показаться брезгливым. А план Лемитова удастся, это он понимал.
– Есть, – выдавил он.
– Только на этот раз, – продолжал Лемитов, – скажи ему, мы сунем ей окурок в другое место.
Володя почувствовал, что его сейчас стошнит. Он с трудом прочистил горло и сказал:
– Хорошая мысль. Я сейчас за ней съезжу.
– Не будет поздно и завтра, – сказал Лемитов. – Часа в четыре утра. Для большего потрясения.
– Есть.
Володя вышел и закрыл за собой дверь.
Он немного постоял в коридоре, чувствуя головокружение. Потом проходивший мимо служащий странно на него взглянул, и он заставил себя уйти.
Ему придется сделать это. Конечно, мучить Ирину он не станет, достаточно будет одной угрозы. Но она, конечно же, будет ждать, что ее снова начнут пытать, и сойдет с ума от страха. Володя подумал, что он на ее месте сошел бы с ума. Он и представить себе не мог, вступая в Красную Армию, что придется делать такое. Конечно, пошел в армию – значит, придется убивать людей, но чтобы девчонок мучить?
Здание пустело, в кабинетах выключали свет, в коридор выходили люди в шляпах. Пора было идти домой. Вернувшись в свой кабинет, Володя позвонил и заказал наряд милиции на три тридцать, арестовывать Ирину. Потом он надел пальто и шляпу и пошел на трамвайную остановку.
Володя жил с родителями, Григорием и Катериной, и девятнадцатилетней сестрой Аней, которая еще училась в университете. Сидя в трамвае, он размышлял, можно ли поговорить об этом деле с отцом. Он представлял себе, как скажет: «Неужели и в обществе строителей коммунизма мы тоже должны мучить людей?» Но он знал, какой получит ответ. Это временная необходимость, чтобы защитить революцию от шпионов и вредителей на службе у капиталистических империалистов. Может быть, он мог спросить: «Сколько же пройдет времени, прежде чем мы сможем отказаться от этих ужасных методов?» Конечно, отец не знает, и никто не знает.
Вернувшись из Берлина, семья Пешковых переехала в Дом правительства, который называли еще «Дом на набережной», жилой дом через реку от Кремля. Там жила советская элита. Это было огромное здание в стиле конструктивизма, в нем было более пятисот квартир.
Володя кивнул милиционеру у дверей, вошел в просторный подъезд – такой большой, что иногда в нем устраивали танцы под джазовый ансамбль, – и поднялся вверх на лифте. Квартира была по советским меркам роскошная, с горячей водой круглые сутки и с телефоном, но все же тут было не так уютно, как в их квартире в Берлине.