Михайлович переместил свою армию на юг Македонии и действовал на выгодном направлении в районе Кременицы. Действуя вдоль дороги Битола – Козанис, его отряды добились максимального успеха, так как были лучше всех организованы, обучены и хорошо вооружены.

К маю сорок второго наконец установилась погода, и стало возможно увеличить активность на основном направлении ударов. Семен Михайлович хорошо подготовился, и 18-я армия первого мая вошла в Осиек. Наступление на Будапешт началось по обоим берегам Дуная.

Двести километров фронт пробивал шесть суток. Особая армия непрерывно висела в воздухе и выколачивала пикирующими ударами узлы сопротивления мадьярских и немецких войск. Гитлер заявил о тотальной мобилизации и создании Южного вала, но город Будапешт не вошел туда, вал создавался севернее и опирался на столицу Австрии – Вену. Лишь в Иполи-на-Дунае срочно подготавливался оборонительный рубеж. Остальные укрепления создавались на левом берегу реки. Гитлер планировал остановить продвижение Южного фронта на берегах крупной водной артерии и в лесистых горах Иполийской возвышенности. Из Южной Италии он перебрасывал войска в Словению, надеясь подрезать наступающих фланговым ударом оттуда. Но переброшенные в Словению несколько партизанских бригад армии Тито оседлали шоссе и железную дорогу из Любляны в Целе, поэтому войска быстро переброшены быть не могли. Первая особая, после совещания в Белграде, уже имела в составе армии Тито своих корректировщиков и контролировала небо Словении. Мосты в Марбурге-на-Драве были разрушены, и попытки их восстановления пресекались. Так что железнодорожная сеть была надежно выведена из строя. Тем не менее, по приказу командующего фронтом, я продолжал активную разведку в горах Словении и периодически наносил бомбоштурмовые удары по Среднедунайской низменности.

Удар с южной стороны по Германии был выгоден тем, что наибольшая масса промышленных предприятий рейха была сосредоточена здесь. Причем предприятий, выпускающих конечную продукцию. Сталь, понятное дело, варили в Руре, а вот танки и самолеты делали тут, и большую часть автомобилей. Именно эти цели и стали главными для 1-й особой.

Но на земле не все складывалось хорошо. Под городом Секешфехервар пятая танковая армия понесла значительные потери от огня новых немецких тяжелых танков «Тигр». Два тяжелых батальона, имевших в своем составе двенадцать «тигров» и сорок восемь длинноствольных Т-IV, действовали из засад, расположенных в лесах под Гантом и Балатоном. С немецкой стороны в операции принимало участие почти четыреста тысяч человек. Численный состав нашего фронта насчитывал несколько меньшее количество людей, но фронт превосходил гитлеровцев по танкам и артиллерийским системам. Кроме того, на нашей стороне было превосходство в авиации – почти двухкратное, и в непосредственной близости от места боев находился резерв фронта – 9-я гвардейская армия.

Наткнувшись на засады, Лизюков вызвал вначале фронтовую авиацию, но немцы начали массированную артиллерийскую подготовку и через тридцать минут сами начали атаку, сосредоточив до пятидесяти танков на километр наступления – пытались смять и отбросить наши войска за Драву. Немецкие танкисты впервые применили стрельбу зенитными 88-мм снарядами по атакующим их штурмовикам. К тому же погода преподнесла сюрприз, и по утрам стояли густые туманы, существенно снижавшие деятельность пятой и семнадцатой воздушных армий. В этих условиях Ставка приняла решение вновь задействовать 1-ю особую воздушную армию для ударов по наступающим немецким войскам.

К этому времени мне уже было известно, что немцы применяют новый тактический прием для борьбы с низколетящими целями. Не слишком эффективный, но пугающий. Поэтому основной удар наносился не штурмовиками, а «Пе-4». «Ил-10» вполне неплохо пикировал, правда, тормозных решеток у него не было, но «горб» неплохо тормозил, и раскрытые люки. К этому времени у нас были и модернизированные кумулятивные БЧ к НУР РС-82рк. Конечно, при ударе с пологого пикирования шансов поразить танк больше, но приходилось выкручиваться.

Несмотря на запрет Ставки, в первый вылет повел группу сам. Вылетел на «Ил-10». Четыре «сотки» и сорок восемь ракет. В группе почти двести машин четырех типов. Но над полем боя выяснилось, что «Пе-4» работать не могут из-за появившейся облачности. У Особой в этих местах своих авианаводчиков не было, поэтому разведку погоды проводила 5-я танковая армия. Ее метеорологи ошиблись. «Пешки» выгрузились на УР в Секешфехерваре, который еще сопротивлялся. А я повел штурмовиков вниз под облака, вместо того чтобы отменить налет, – земля просила поддержки. Немцы напирали сильно. Первую атаку построили правильно, ударив с левого фланга, но на выходе из атаки наткнулись на сильный заградительный огонь мелкокалиберной артиллерии. У немцев появилось много счетверенных «эрликонов». Сманеврировал вправо, уклоняясь от их огня, в облако уйти не успел, когда неподалеку взорвался зенитный снаряд, выпущенный из танковой пушки. Машина получила серьезные повреждения, и пришлось дать команду покинуть ее. Но в воздухе я оказался один. Штурман парашютом не воспользовался. Высота меньше ста метров, по парашюту ведут огонь гитлеровцы, пытаясь его зажечь, что им и удалось, но несмотря на горящий купол, успеваю успешно приземлиться и прижаться к земле.

От Жамоли наступают немцы, наши позиции метрах в шестистах сзади, примерно в сорока метрах от меня небольшая насыпь, пополз туда. Там оказался расчет 57-мм пушки из 20-го гвардейского корпуса генерала Горбатова. Через несколько минут ползания над головой просвистели пули, а потом негромкий голос произнес:

– Лежать! Руки за голову!

– Свои! ВВС!

– Я те дам: «Свои». Лежать, руки за голову!

Шум слева, кто-то подползает.

– Куда ползешь, урод, там мины! Давай за мной.

Перевалились за бруствер. На дне окопа – жидкая грязь, траншея вела к позиции пушки, накрытой маскировочной сетью, а рядом с ней находился погреб, халми пинс, как их венгры называют. В нем вместо картошки, вина и семечек лежали ящики со снарядами, стоял телефон, и там же отдыхала смена пехотного прикрытия.

На появление генерала, да еще и Представителя Ставки, здесь явно не рассчитывали. Старший сержант, командовавший засадой, вытаращил глаза на обилие звезд на груди, засуетился, освобождая место для генерал-полковника.

– Связи нет, товарищ генерал, послал связистов, может быть, и восстановят.

И тут наблюдатель заорал:

– Командир! Танки!

Пехотинцы, спавшие вповалку в погребе, начали выскакивать в траншею и исчезать в ходах сообщения. Людей было не так много.

Через некоторое время слева по траншее прибежал пехотный лейтенант.

– Товарищ генерал, лейтенант Зайцев! Вот, возьмите! – он протянул немецкий автомат и подсумок с четырьмя магазинами.

– Вас проводит артиллерийская разведка, уходите. И быстрее! Нам здесь долго не удержаться. Захаров! Проводите товарища генерала.

Он еще раз ухватил «шмайсер» за ствол, заботливо оттянул его затвор и поставил на предохранитель. Захаров, воинское звание которого осталось мне неизвестным, рукой показал, куда следует идти. Потом подобрал с земли грязную каску и попытался сунуть ее мне. Я отмахнулся, но тот продолжал нести ее. Метрах в ста от подвала начинался небольшой распадок, который вел к речушке. Пока было тихо, наши молчали, стараясь подпустить противника поближе, а мы вчетвером ползли по распадку, все перемазавшиеся в жирной грязи. Сзади заговорила ЗиС-2, звонко ухая бронебойными. Откуда ни возьмись, появились «Илы», которые обработали наступающие немецкие танки бомбами и ракетами.