Совершив 65-километровый марш по тылам противника, пятая танковая армия и конная группа Плиева к вечеру завязала бои за Мельк, завершив окружение немецких войск северо-западнее Вены. Шесть немецких дивизий, в том числе 2-я танковая, оказались в огненном кольце. Ставка приказала производить вылеты на котел непрерывно, днем и ночью, не давать покоя немцам постоянно. Через десять дней те начали массовую сдачу в плен.

Буденный перераспределил силы, направив более легко вооруженные силы союзников в горы, а сам использовал бронетанковый кулак на равнинах. Малиновский в упорных боях овладел городом Брно, и немецкая оборона рухнула. Армии Юго-Западного фронта рассекли группировку Вольфа в Чехословакии и уверенно продвигались к Праге. Юг оказался действительно мягким подбрюшьем Европы, и, несмотря на напряженность боев, скорость нашего продвижения была довольно высокой.

А вот наступление на севере Италии пробуксовывало. Лишь когда англичане перебросили значительное количество переправочных средств в Адриатику, наши войска смогли высадиться в районе дельты реки По и вынудили Кессельринга оставить позиции в провинции Порденон и отходить в направлении Вероны.

Прорыв Южного и Юго-Западного фронта вынудил немцев отводить войска и резервы в полосе Западного и Северо-Западного фронтов, что позволило Жукову и Коневу начать наступление против группы армий «Центр» и «Север». С отводом немцы опоздали на три-четыре месяца, поэтому остановить наступление наших войск по территории Германии армия Гитлера не могла. Исход войны уже просматривался, тем более что в Словакии удалось пройти через Татры и нанести фон Боку фланговый удар под Краковом. Достаточно сильный, чтобы тот осознал, что ему грозит окружение. В этих условиях немецкие генералы совершили переворот, свергли Гитлера и вышли на переговоры с союзными войсками о перемирии. Сталин и Эттли предложили максимально жесткий вариант – капитуляцию. Тогда немцы начали сепаратные переговоры с Америкой. Эттли пригрозил Рузвельту выйти из войны на Тихом океане, и переговоры завершились ничем, но немецкая авиация опять залетала. Видимо, им удалось купить топливо для нее. Наши удары сместили вправо, теперь мы оказывали помощь Западному фронту, усиливая атаки 2-й и 3-й воздушных армий над Польшей.

Наступление Западного фронта было стремительным. После прорыва его армии в день проходили до пятидесяти километров. Они вышли на Одер, и там наступление было остановлено. Требовалось пополнение и подтягивание тылов. В этот момент возобновились переговоры с немцами, и они капитулировали. Но эта новость застала 1-ю армию в эшелонах. Ей предстоял многодневный бросок на восток. Меня остановили в Москве и, после короткого рандеву с главкомом Новиковым, вручили приказ о зачислении на оперативный факультет Академии имени Ворошилова. Попытка решить вопрос через Верховного на исход дела не повлияла. Сталин остался недоволен действиями Особой воздушной на последнем этапе войны. Ему казалось, что мы могли сделать гораздо больше. У армии изъяли тяжелую авиацию, передав ее в 18-ю армию. Частями 1-й особой усилили две воздушные армии Приморского и Забайкальского фронтов.

После окончания Академии Генштаба мне было предложено стать командующим 17-й армии, штаб которой располагался в Ташкенте. Потом долго трясли из-за дела авиаторов, развернувшегося почти сразу после войны, хотели объявить меня английским шпионом. Затем нашлись бортовые журналы немецких линкоров и тяжелых крейсеров, в которых не упоминалась атака 23 декабря 1941 года, но был зафиксирован приказ Рёдера от 25 декабря насыпать подушку под все корабли для защиты от потопления. Войну стали переигрывать после войны, и появились новые герои. Тот же Василий Сталин.

Ксюша как-то спросила у меня: «Почему ты не защищаешься? Почему не поедешь к Сталину? Ведь лично тебя знает!»

– Он меня вызывает?

– Нет.

– И Семена Михайловича в Свердловск засунул. А его он знает гораздо дольше. Зато Хрущев вокруг него крутится, и остальные.

Армия переучивалась на «МиГ-9» и «Як-15». Было много аварий, положение у меня было очень шатким. Дальнейшее развитие ситуации я знал, но ничего не мог поделать с этим. Лишь в сорок восьмом неожиданно пришел приказ прибыть в Москву. Кабинет Сталина совершенно не изменился, а вот сам был в белом маршальском мундире, а не в зеленом, как мне доводилось его видеть до этого. Внимательно меня осмотрев, а мы не виделись пять лет, Сталин заметил:

– А вы изменились, товарищ Шкирятов. Мне доложили, что вы книгу пишете.

– Нет, не пишу.

– А что так?

– Не вижу в этом необходимости, товарищ Сталин. За меня перепишут.

Сталин скрестил руки на груди, в одной руке он держал незажженную трубку.

– Про Первую гвардейскую особую воздушную армию вышло уже пять книг, пишут ваши товарищи, мне доложили, что именно вы руководите этой работой.

– Нет, товарищ Сталин. Мне присылали какие-то книги на рецензию, но я их даже не читал. Действия Первой гвардейской были признаны неудачными, и она была расформирована.

– Мне нравится ваш ответ, товарищ Шкирятов. Обстановка в мире серьезно изменилась, Премьер Эттли проиграл выборы Черчиллю. Назревает война на Корейском перешейке. Принято решение восстановить 1-ю особую армию. Её командующим назначены вы. Поступаете в распоряжение маршала Буденного. Вы свободны!

– Есть! – Я развернулся на выход, но у двери меня застал голос Сталина:

– А книги вам придется оценить! Вам лично!

Я повернулся и увидел, что он улыбается.

– Дядь Коля! Ведет!

– Я вижу.

– А что не засекаете?

– Сейчас, пусть возьмет покрепче.

После небольшой возни довольно крупный сазан занял место в садке и сразу успокоился.

– А вы войну где начали?

– В Ташкенте.

– А папа под Ковно.

– Я знаю. Я его давно знаю, еще до того, как ты родился.

– Правда?

– Правда.

– А маму?

– Нет, ее увидел уже здесь, в Тюра-Таме. Давай помолчим! Погода хорошая! И клев.