Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Идём с нами, коман… — начало говорить до боли знакомое лицо.
— Зачем? — усмехнулся я. — Я же жив. И бессмертен.
Но вообще — неприятно. Хорошо, что я эту часть себя похоронил, а то даже психовать мог начать. И так, прямо скажем, неприятно. Но откуда тварь вытащила… а, пофиг, может, и я сам, отмахнулся я, пробивая полосами знакомые фигуры в камуфляже.
Тварь, постепенно умирающая, в неэффективности «защитного окраса» уверилась. И стала Зелёнкой, плачущей и умоляющей её пощадить.
В общем — ожидаемо. Но если бы я не чувствовал Ленку телом — то мог бы и… ну как минимум попробовать иммобилизовать. И всё, люблю, окончательно поставил я диагноз себе, чувствуя, как вопреки всему начинает болеть сердце при виде на разрываемой твари.
— Ладно, справился, — озвучил я, в черноте, без верха, низа — вообще без ничего, исчезнувшего со смертью твари. — Гадкое, блин, создание! Почти испортило настроение. Наполшишечки, — усмехнулся я и открыл глаза.
— Дух исчез, ой! — пискнула Зелёнка, когда я её приобнял.
— Знаю, что исчез, — потискал я Ленку. — И… блин, ладно, пойдём заказ закроем.
— Пойдём, — согласно махнула она ушами. — А потом — расскажешь!
— И всё? — состроил я физиономию обделённого Кащея.
— А я — отблагодарю! — веско сообщила Ленка.
— Тогда — ладно, — уговорился я.
Попёрлись мы из Трака к караванным. Так-то можно было и сразу всё Ленке рассказать, да и потискать, а может, и не только — всё же задела меня эта гадость своими образами, пусть и наполшишечки. Но, блин, там три десятка рыл как на иголках сидят. Это чтоб их мариновать — надо не злодеем быть, а засранцем. И свинотрахом, а я несколько по иным, того, да.
И Ленка понимала, так что выперлись мы из Трака, да и вывалили на рассевшихся у костра караванщиков, что всё.
Ну ноги целовать не стали, но благодарили, да. Семёныч так долго лапу мою тряс, что я подумал, да и выпустил трос, с ладонью на конце сформированной. И, перед носом продолжавшего трясти лапу гнума пальцем потряс.
— Должок, — провозгласил я, под смешок Ленки.
— Э-э-э… да, — отпустил мою руку Семёныч и мордой стал склочен, жлобист — вылитый гнум, в общем. — И что ты хочешь? — трагично вопросил он.
— Да… чёрт знает, денег, наверное, — задумался я.
— А ты что-то нарисовал новое? — тем временем поинтересовалась Ленка у Васи.
— Конечно! Очень вам должно понравиться!
— Сходим? — ухватила меня за лапу зелёнка.
— Так, денег, ну… в общем, позже скажу, — буркнул я, утаскиваемый мировым гоблинством в пучины рисованной порнухи.
— Денег мало! — радостно басил мне вслед Семёныч.
Всё равно раскулачу, мысленно посулил я.
Тем временем Вася вприпрыжку доскакал до своей кибитки, повозился и стал листать этакие раздвижные стены-пано с «тематическими подборками».
— Мдя, — констатировал я, разглядывая продемонстрированную ОЧЕНЬ тематическую подборку.
— Мдя, — согласно мотнула ушами Зелёнка.
— Вам не нравится? — сложил лапки на груди талант.
— Эммм… ты кому-нибудь это продавал? Ну, из этой серии? — уточнил я.
— Нет! Я вдохновился нашей с вами встречей! И ждал, чтобы показать, — стеснялся Вася.
— Это хорошо…
— Мне — нравится, — поставила вердикт Ленка. — Как живые, ну и… даже смущает. Но нравится!
— Да кто бы спорил. Мне тоже, — признал я. — Так, Вась. Мы всё это покупаем. И я тебя ОЧЕНЬ прошу — эту… серию не продолжай. Пусть у нас будет эксклюзив. Мы поняли друг друга?
— Да, Ваше Бессмертие! Да я… никогда. Просто вдохновение…
— Вдохновение — хорошо. Но — не стоит.
На что талант покивал истово. И… два десятка картин. С Ленкой и мной. И эротика, и ню такое, и порнуха. Причём, откуда этот мазилкин ушастый своё вдохновение черпал — я не знаю. Но многие вещи хрен придумаешь. И так и было. И анимировано, да…
В общем, у нас — пусть будет. А остальным нехрен в нашу личную жизнь пыриться, да! Ну а Вася… хрен его знает, художник, талант ведь. Ну не убивать же, блин!
В общем, в качестве платы за тварь — сгребли мы картины. И Семёнычу с Васей рассчитаться повелел. Ибо не хрен. И рожа прикольно-обиженная у гнума была, факт.
— Ты там врал, Семёныч, что денег мало, — ехидно лыбился я.
— Не врал!
— Это фигура речи, — отмахнулся я. — А вот Вася с тобой до Стального. А в Стальном — расторгуетесь, — коварно лыбился я, а зелёная врединка ехидно улыбалась и лапки потирала.
— Ну да. И что? — подозрительно и с опасением выдал гнум.
— Рассчитаешься с Васей в Стальном, не позднее суток после прибытия, за картины. Сколько они? — уточнил я у таланта.
— Да я вам, Ваше Бессмертие, пода…
— Малчать! Скока?!
— Сто двадцать гривен! — вытянулся в дрожащую струнку талант.
— Вот. Сто двадцать гривен отдашь. И не будет между нами долгов. Согласен? — протянул лапу я.
— А потор… — начал было гнум, посмотрел на наши с Ленкой физиономии, трагически вздохнул. — Согласен, — ударил он своей лапой по моей. — И благодарю. От себя и всех, — вполне искренне поблагодарил он.
Ну а мы вернулись в Трак и занялись распределением картин по комнатам. Не такая простая задача, с учётом того, что на них изображено.
— Как ты думаешь, Кащей, — в процессе размещения живописи протянула Ленка. — Лютик?
— Хм, — задумался я. — А знаешь — вполне может быть, — пришёл к логичному выводу я. — Но подборка из двух случаев, — развёл я лапами.
— Не репрезентативная, — согласно махнула ушами Ленка.
В общем, разместили мы картины. В процессе развешивания несколько… ну в общем, решили в реальности повторить, да.
И тут Ленка дёргается, бормочет: «я сейчас!» — и хватает терминал.
Так, прибью нахрен сетевого друга. Ну, на спину плюну, в терминал нассу и ноги сломаю, подумав, решил я.
— Кащей, у Мирослава проблемы, — озвучила Ленка через минуту.
— Это точно, — подтвердил я. — Серьёзные. А теперь расскажи про мелочи, из-за которых они у него появились.
28. Эпилог
— Нууу… — протянула Зелёнка, невинно хлопая глазищами. — Наверное, я виновата, — сделала она виноватый вид.
— Наверное — рассказывай, — сделал я вид праведный и обвинительный.
— Я со Славиком в сетке переписываюсь. Он сетевой оператор… не очень сильный. Но идеи выдаёт — удивительные!
— Это я как-то понимаю. У него мозги хитровывернутые и беспокойные. И что моя супруга чатится с посторонними мускулистыми мужиками… — выдержал я драматическую паузу. — С трудом, но готов принять. И в чём причина того, что я этому обломщику… Много чего злодейского