Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты знал мою мать? — тихо спросил Кейн, когда Рейф поставил жестяную кружку с виски на стол.
— Да.
Рейф смотрел на этого человека, который был его родственником, знакомым и в то же время таким незнакомым. Иногда Кейн делал какой-нибудь жест, который заставлял Рейфа думать, будто это Фрэнк сидит перед ним, а иногда он так глядел на людей, что напоминал ему милую Чарити.
Рейф сел за стол.
— Она жила с нами всего несколько месяцев, и ей было тяжело, но она была не из робкого десятка. Мы все думали, что Фрэнк самый счастливый человек на земле. Ты бы ее видел! Она целыми днями работала, убирала и готовила, а потом как раз перед тем, как у Фрэнка кончалась смена, она так приводила себя в порядок, будто готовилась к встрече с президентом.
Кейн посмотрел на дядю.
— Я слышал, она была избалованным ребенком и презирала других женщин, за что ее все и ненавидели. Лицо Рейфа даже покраснело от гнев.
— Я не знаю, кто тебе это сказал, но он презренный лжец. Когда убили Фрэнка, ей просто стало все равно, живет она или нет. Она сказала, что едет домой родить ребенка, потому что знала, что Фрэнк бы пожелал самого лучшего для него, и она хотела разделить радость рождения ребенка со своим отцом.
— Подлец! — задохнулся Рейф. — Следующее, что мы узнали, было то, что Чарити и ее ребенок умерли, а ее отец от горя застрелился. Шервин и я были рады, что последние часы Чарити были счастливыми, и что отец принял ее обратно в дом. Многие годы никто из нас не знал о тебе или о том, что Чарити покончила с собой.
Кейн хотел спросить, почему Рейф ничего не сделал, когда они об этом узнали, но взял вместо этого кружку и сделал большой глоток. Он говорил Хьюстон, что деньги дают человеку власть. Что могли Таггерты сделать, когда они еле держались на плаву? И кроме того, он и сам не плохо устроился.
— Я тут думал, — сказал Кейн, глядя в кружку. — Мы с тобой поначалу не поладили, и подумал, чем бы я мог помочь…
Но уже говоря эти слова, он осознал, что ему не следовало их произносить. Хьюстон говорила, что он использует свои деньги, чтобы использовать людей. Он посмотрел на дядю и увидел, что тот выпрямился в ожидании, как Кейн закончит предложение.
— Яну очень нравится играть в бейсбол, да и Заку тоже, а теперь я не так уж часто их вижу. Поэтому-то я и подумал, что, может быть, я мог бы здесь организовать бейсбольную команду для ребят. Все необходимое я, естественно, куплю. Рейф расслабился.
— Детям бы понравилось. Может, ты смог бы прийти в воскресенье, когда они не в шахтах. Ты думаешь, Фентон согласится?
— Полагаю, что да, — сказал Кейн и допил виски. — Полагаю, я лучше пойду поищу жену. Судя по ее отношению ко мне в последнее время, она вполне могла меня здесь бросить.
Рейф встал:
— J — Лучше я пойду за ней. Думаю, тебе придется возвращаться домой под повозкой. Если охранники увидят, что ты уезжаешь, хотя и не приезжал, они станут боле подозрительными, и тогда другие дамы, которые приедут потом, могут попасть в беду.
Кейн кивнул. Ему не понравилась эта идея, но он знал, что так было нужно.
— Кейн, — сказал Рейф уже у двери, — если ты мне позволишь дать тебе один совет насчет Хьюстон, то будь просто с ней терпеливее. У женщин порой возникают идеи, которые мужчинам просто не дано понять. Попробуй ухаживать за ней. Ты же сделал что-то, что привлекло ее в первый раз, так, может, у тебя получится повторить все сначала.
— Она терпеть не может подарков, — проворчал Кейн.
— Может быть, ты даришь ей не то, что нужно. Когда-то одна девушка просто сходила по мне с ума, и все, что ее привлекло, был лишь маленький щенок, которого я ей подарил. Просто маленькая дворняга, но она его так полюбила. Она была мне действительно благодарна, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Улыбнувшись и подмигнув, Рейф вышел из хижины.
Всю дорогу до дома она ждала, когда же он проявит свои эмоции, но так ничего и не произошло. Он подсел к ней на козлы, как только охранники скрылись из виду, и, хотя Хьюстон не произнесла ни слова, он болтал то о пейзаже, то о своих делах. Несколько раз она порывалась ответить, но останавливала себя, вспоминая о своей к нему ненависти. Он скоро поймет, что она больше никогда его не полюбит, и отпустит ее из своей тюрьмы.
Дома он вежливо пожелал ей спокойной ночи и пошел в кабинет. На следующий день он вошел в ее гостиную во время обеда и не говоря ни слова взял ее под локоть. Они спустились вниз на кухню, где уже стояла приготовленная миссис Мерчисон корзина с провиантом для пикника. Не отпуская ее руку, он повел ее в самый конец сада, к статуе Дианы, где они однажды занимались любовью.
Хьюстон неподвижно стояла, пока он расстилал скатерть и выкладывал продукты, а затем ему пришлось буквально силой заставить ее сесть. Во время еды, к которой она едва притронулась, Кейн не закрывал рта. Он рассказал ей еще кое-что о своем бизнесе, упомянув, как тяжело ему сейчас приходится, когда с ним нет Эдена.
Хьюстон ни на что не отвечала, однако ее молчание, казалось, не смущало его.
После того как они покончили с едой, Кейн прилег, положив свою голову ей на колени, и продолжал рассказывать. Он передал ей разговор с Рейфом о своей матери. Он рассказал, каким жалким и грязным оказался дом Рейфа и что он даже ни в какое сравнение не шел с теми комнатами, в которых вырос сам Кейн.
— Как ты думаешь, могу ли я что-нибудь сделать, чтобы вытащить оттуда дядю Рейфа? Он уже далеко не молод, и мне бы хотелось как-нибудь помочь ему.
Хьюстон на минуту задумалась. Она еще не слышала от Кейна таких вопросов.
— Ты не можешь предложить ему работу, так как он расценил бы это как милостыню, — сказала она.
— Так я и подумал. Я не знаю, что делать. Если у тебя появятся какие-нибудь идеи, скажешь мне, хорошо?
— Да, — неуверенно ответила она, и перед ее глазами возникла картина, как Рейф прогуливался с Памелой. Они были необычной парой.
— Мне нужно теперь идти работать, — сказал он и вдруг удивил ее неожиданным и жарким поцелуем. — Почему бы тебе пока не отдохнуть здесь в саду?
Он оставил ее одну, и Хьюстон, прогуливаясь по саду, рассматривала растения, в розарии она взяла у садовника садовые ножницы и срезала себе несколько цветов. В первый раз за свое пребывание пленницей в доме Кейна она сделала что-то, что не было продиктовано абсолютной необходимостью. «Если хозяин и плох, то это еще не повод, чтобы ненавидеть дом», — сказала она сама себе, оправдываясь за то, что украсила дом цветами.
Когда Кейн пришел на ужин, столовая благоухала ароматом свежесрезанных цветов, и он все время улыбался Хьюстон во весь рот.
На следующий день приехала на обед Блейр, чтобы рассказать о своем друге из Пенсильвании, докторе Луисе Бликере, помогавшем ей в больнице. Она спросила Хьюстон, в порядке ли она. По какой-то причине казалось, что Блейр больше не испытывала ненависти к Кейну.