Удар по затылку прервал его бессвязные излияния. Боль разлилась по телу, в голове загудело и прояснилось.

– Сората?

– Ты болван, Генри. Если ты раскиснешь, я буду кормить тебя из этой тарелки. Представляешь, как мало еды в нее поместится?

Кимура сунул в ему руки погнутую алюминиевую миску, которой только что воспользовался, как оружием. Генри растерянно изучил трофей, поскреб ногтем:

– Откуда здесь посуда?

– Вот это уже другое дело. – Сората поднялся, но устоять смог только оперевшись на торопливо подскочившего Генри. – Вот это мой Генри.

– Не твой, – огрызнулся Макалистер и невольно улыбнулся. Методы приведения в чувство у японца были весьма специфическими, но определенно действенными. Больше желания нести сентиментальную чушь не возникало.

Скрупулезность японца на сей раз сыграла им на руку, и луч спасенного фонарика весело запрыгал по нависшим над людьми скалам, пока не потонул в непроглядной темноте пещеры. Из мрачного зева тянуло влагой и холодом, низкий свод нависал над головой, как раскрытая пасть, и Генри прошиб пот от мысли, что придется под ним пройти. Страх щекотал затылок липкими пальцами, шевеля короткие жесткие волосы. С первой секунды на этом безжизненном клочке суши он преследовал мужчину, и его источник невозможно отыскать, ибо щемящим чувством тревоги и накатывающего ужаса был пропитан сам воздух, каждый камешек, каждый квадратный сантиметр проклятого тумана, клочки которого то тут, то там поднимались от стылой земли, подчиняясь законам местной извращенной природы. Казалось, жаркий июль остался далеко в прошлом, там, куда нет возврата.

Усилием воли Генри заставил себя вдохнуть, протолкнуть отравленный страхом воздух в легкие.

– Мы можем подняться наверх по веревке, точнее, я поднимусь, а после помогу тебе. – Он отвел взгляд от дыры, но ощущение, что она продолжает на него смотреть, никуда не делось.

– А можем…

Кимура читал его мысли и смело озвучивал те из них, которые сам Генри ни за что бы не смог произнести вслух, но сейчас хватило одного намека.

– Можем пойти туда. – Генри вновь посветил фонарем в черноту и поежился. Чувствует ли Сората то же, что и он? Посмотрел на него, но увидел лишь тень. – Возможно, там будет безопаснее переждать ночь.

Сората рядом напрягся, присвистнул сквозь стиснутые зубы. Пожалуй, не стоило напомнить ему про призраков, но все же они здесь, затаились где-то на острове и ждут удобного момента… Чтобы что? Генри задал себе этот вопрос, но ответа на него не нашел. Доселе ему не приходилось сталкиваться с такой реальной угрозой со стороны потустороннего мира, души, им встреченные, были полны печали, вины, жажды жизни, в них была и ненависть тоже, но ненависть обреченная. Просто чувство.

– Просто чувство, – повторил Генри вслух одними губами. – Просто то, что осталось после человека, и ничего более.

– Что?

Сората коснулся его локтя, снова ненавязчиво приводя в себя, и британец с досадой представил, какой размазней выглядит в его глазах:

– Ничего. Давай уже посмотрим, кто разбрасывался тут посудой, – наигранно пошутил он и первым шагнул вперед. Низкий свод царапнул макушку, будто напоминая, что шутки в данной ситуации неуместны. А может, Генри просто себя накручивал.

Так же, как и с лесом вокруг Академии, он чувствовал вокруг притаившуюся злобу, какую-то неправильность, болезнь. Его нес не только туман, что угодно могло таить в себе опасность.

До зияющего провала осталось полшага, Генри ощутил себя пойманным в ловушку.

– И мы сможем там заночевать, если найдем подходящее место? Безопасное место? – сначала голос Сораты звучал утвердительно, но под конец фразы приобрел вопросительные интонации. Макалистер разделял его сомнения, но внешне постарался никак этого не показать:

– Не вижу иного выхода. – Он чуть дернул плечами, нервно, и заметил это. Контролировать сразу и разум, и тело получалось плохо. – Если честно, возвращаться на пляж опасно. К тому же слишком темно, а местность неровная. А здесь мы могли бы попробовать отыскать укрытие. Ведь жил же здесь кто-то, судя по всему.

Речь походила на уговаривание самого себя, что было вовсе недалеко от истины.

– Немного странное место для жилища, не находишь? – с нарастающим сомнением протянул Сората, неловко переступая с больной ноги на здоровую. – Словно тут кто-то не просто жил, а… прятался. Или чего-то ждал.

Над головой, там, где расходились стенки ущелья, тревожно завыл ветер, сбрасывая вниз мелкие камешки и сухие веточки.

– Нам подходит первый вариант. – Генри протянул Кимуре руку. – Идем? Или все же ты хочешь, чтобы мы вернулись к воде?

Из-за облаков выглянул желтый бок луны, и все приобрело зловещее сияние, в том числе и огромные от волнения и боли глаза Сораты. Длинная влажная челка липла ко лбу, японец мелко трясся от холода, но умудрялся не терять присутствия духа:

– Ну уж нет. Прятаться – не самое подходящее занятие для потомка самураев, так что давай прятаться будешь ты, а я выжидать, когда все стихнет?

Он с тихим смешком ухватился за протянутую руку, ледяные пальцы сомкнулись на ладони Генри, и этот холод будто перешел к нему.

– Обещаю, как только найдем подходящее место, сразу займемся твоей ногой.

Кимура коротко кивнул, и мужчины одновременно сделали шаг в темноту.

Подсвечивая себе путь фонарем, они продвинулись вглубь пещеры метров на десять, но серое пятно позади уже почти растворилось, будто кто-то невидимый завалил ход сразу за ними. Пальцы Сораты едва не выскользнули из взмокшей ладони Генри, и тот сильнее стиснул их. Здесь, в темноте, они были не взрослыми мужчинами – успешным бизнесменом и шеф-поваром и не бывшим полицейским, расследующим таинственные исчезновения детей из «Дзюсан». Они сами были как два потерявшихся ребенка и, сами того не сознавая, тянулись друг к другу в поисках защиты. Позже им непременно станет стыдно за свое поведение, но гораздо, гораздо позже.

Молчание давило на виски, хотя прошли считаные секунды. Генри старался дышать глубоко, губы сохли и их приходилось постоянно облизывать, поэтому, когда Сората вдруг заговорил, он не смог сразу выдавить из себя ответа.

– Генри, – начал Кимура, – ты ведь знаешь, что это там… такое было?

Голос его едва ощутимо дрогнул. Вот он и рискнул заговорить о главном.

– Не знаю. – Британец солгал лишь отчасти. Дрожь Сораты от него не укрылась, и он предпочел пока не говорить того, что почувствовал на побережье – страх Сораты заставлял его быть храбрее, а явная слабость – сильнее. Защищать дорогое – больше инстинкт, чем осознанное стремление, но в темноте, вдали от цивилизации, именно инстинкты вели Генри вперед. – Все будет хорошо.

И это точно было ложью от начала до конца.

– Мне важно знать, – сказал Сората, Генри его понимал. Просто не мог ответить.