розовым утренним светом парк за окном. Агорафобия у нее.

— Люди миллионы лет под открытым небом жили. Нам самой матушкой-Эволюцией завещано каждый день на солнышке бывать, — немножко надавил я.

— Сходим, — решилась баба Таня. — Сейчас рассветет совсем, и сходим. А к ужину мы с тобой для Юрика блинчиков фаршированных накрутим, Клава говорила ты у нас повар знатный! — умиленно улыбнулась она.

— Немножко умею, — улыбнулся я. — Пробовали обновки?

— А как же! — умиленно покивала она. — Юрик всю жизнь на диете, а тут хоть какое-то разнообразие.

«Этот человек — источник вкуснятины» тоже якорь, и неважно, насколько мал его вес — мне выбирать не приходится.

— Попы́ — ух хитрые! — перевел я тему на безопасную — а то так до изжоги и разговоров об Омепразоле дойдем, чего мне совсем не надо. — Человек кушать любит, тут никуда не денешься, и торговцы оккультными услугами это знают, потому и пост — ограничиваем человеку вкуснятину, а потом разрешаем есть что угодно обратно — вуаля, и человек за то, что ему его природное право вернули, начинает испытывать благодарность к тем самым попам и их начальству. Манипуляторы!

— Никогда на посты с такой точки зрения не смотрела, — задумчиво призналась бабушка.

— Материализм же, на все надо смотреть через него! — радостно поведал я. — Все сразу становится простым и понятным, — вздохнул и померк. — А еще — страшным и циничным, — снова оптимизм. — Ничего, у нас Идея есть, а это — самое главное! Без Идеи человек смысла жизни не видит, начинает в экзистенциальную пустоту проваливаться…

— Сартр? — осторожно уточнила интеллигентная баба Таня.

— Он, скотина! — радостно подтвердил я. — На рожу смотришь и не по себе становится, а уж почитаешь… — поежился. — Нам такого тут не надо. Здесь, — указал пальцем под ноги. — Плоды народного труда не отжимаются капиталистом в обмен на достаточную, чтобы рабочий не умер от голода, подачку, а равномерно распределяется по стране, поднимая общий уровень жизни.

Ага, прямо вот берет и распределяется. Прямо равномерно!

Сука, еще утро, а я уже как выжатый лимон. А впереди — долгий-долгий день. Двое-трое таких «каникул» в месяц, и я выть начну от бабушкиной любви. Помощь нужна, но это — потом, а пока сидим и продолжаем накачивать позитивом грустную женщину — благо получается, а когда прогресс виден, чем угодно заниматься мотивации больше.

Итоги светового дня — почти часовая прогулка, фаршированные блины для деда и окольными путями вложенные в бабы Танину голову мысли «надо вам с другой моей бабушкой познакомиться — ей тоже скучно, с мужем-генералом и женившимися сыновьями» и «хочу Таню в цирк на Никулина сводить». После ужина в компании вернувшегося Андропова, за которым Татьяна Филипповна со счастливым лицом пересказала ему итоги дня (с Сереженькой время летит незаметно!), она выпила волшебных таблеток и отправилась наверх их переваривать.

— Тяжело? — спросил деда Юра, продолжая сидеть за столом напротив меня.

— Тяжело, — не стал я врать. — Но прогресс есть, поэтому нормально. Завтра еще немного бабу Таню «покачаю», и можно осторожно надеяться на более частые выходы из дома и какую-никакую социальную активность, — подумав, перевел тему. — Верни в магазины кетчуп!

— Вредно! — отмахнулся дед.

— Не понял, — обомлел от непослушания я.

Мы тут, если ты не знал, уважаемый деда Юра, страной вообще-то коллегиально рулим!

— Прихожу я, значит, завтра такой в Кремль, собираю срочное заседание Политбюро и говорю им: «а не вернуть ли нам, товарищи, в магазины кетчуп?».

— Как-то так это в моей голове и выглядело! — хохотнул я. — А еще соевый соус — он не вредный, и наши Вьетнамские товарищи его квасить умеют. Нужно вообще у них по приправам и прочему пройтись, менять на что-нибудь для них сильно хорошее. Но это уже после войны наверно только, да? — грустно посмотрел на деда. — Не выведет Никсон?

— Выведет, но не сразу, — мягко ответил дед. — Он же ширма, Сережа…

— Говорящая голова! — поправил я. — А в жопе — рука правящих элит, чьи интересы он и обслуживает.

— Да! — хохотнул Андропов.

— А че ты смеешься? — не оценил я такое легкомыслие. — В твоей жопе вообще руки пролетарские, а они, как правило, мозолистые и огромные.

Генсек заржал еще веселее.

— Госдолг смеяться не мешает? — ехидно спросил вредный мальчик.

— Госдолг — это даже не полбеды, — посерьезнев, покачал он головой и вынул из внутреннего кармана пиджака листочек.

— Прямо специально для меня привез? — умилился я.

— Если для дела полезно с пионерами советоваться — буду советоваться, — спокойно ответил дед.

— Почитаем… — развернул я заполненный машинописью лист. — Ха, мой любимый раздел исторических бумажек: «О перспективах развития страны». Так, про покупательную способность и нехватку товаров народного потребления мы знаем… А вот и легендарные «два стула»!

— Откуда ты всю эту уголовщину знаешь? — поморщился дед.

— Словарь уголовного жаргона для служебного использования работниками НКВД и еще некоторые книжки, — ответил мальчик, чья библиотечная карточка за время нахождения в больнице достигла рекордной толщины и включает в себя больше десяти тысяч записей. И останавливаться я не собираюсь, пока не выучу «Ленинку» наизусть. — Стул первый: простой и ленивый, жить как жили, печатая деньги. Ты же его не выберешь?

— Читай дальше, — направил на путь истинный дед.

— Стул второй мне больше нравится, — развел я руками, сложил листочек и подвинул обратно деду. — Надежно зафиксировано в памяти: необходимость сохранения лишь важных военных, внешних и социальных программ в минимально необходимом объеме; создание равновесия в сфере капвложений и капстроительства, перевод основной части капвложений на кредитование; расширение финансовых ресурсов государства за счет нормальных поступлений при сокращении в 4 раза доли эмиссионного дохода как средства бюджетного покрытия. А еще тресты и концерны, к которым можно добавить артели и кооперативы, чтобы народ «в белую» дефицит чинил, а не подпольно.

— Ты специально пропустил главную проблему?

— Первый пункт тоже проблемный, — из вредности поспорил я. — Социалочку резать нельзя — у нас же страна для людей, а не люди для страны. Внешнее — не знаю, — честно развел руками. — Танки вводить эффективно — факт, но денег давать условным полякам все равно придется, потому что голодные бунты танками давить как-то прямо грустно. Военка — как минимум мы можем быть уверены, что в ближайшие годы крупных конвенционных войн на территории СССР вести не придется — ядерный щит помогает.

— Не сразу, постепенно, но решить все эти вопросы можно, — утешил меня дед. — Но ты и сам уже все понял.

— Понял, — кивнул я. — Проблема в этом: «переход к умеренному темпу экономического роста — порядка 6.4–6.8 %, так как при больших темпах невозможно техническое перевооружение».

— Почему? — экзаменаторским тоном спросил Андропов.

— Потому