и перебирала в уме события дня, с радостью сознавая, что теперь-то она сможет сплетничать сколько угодно. Последние три недели, несомненно, были для нее сущим мучением.

Неужели со времени той встречи в доме Эндрю прошло всего три недели? Они только что поцеловались и пожелали друг другу спокойной ночи, и, открыв дверь, Эндрю все еще обнимал Грейс. Неожиданно в глаза им ударил свет фонаря, но Эндрю не отдернул руку, а наоборот, еще крепче прижал к себе Грейс. Через какую-то долю секунды он включил свой собственный фонарь и осветил непрошеного гостя. Грейс охнула, увидев пунцовое лицо Пегги Матер.

Эндрю действовал так быстро, как будто встреча нисколько не ошеломила его: глядя на возмущенную кухарку, он заговорил. Грейс и сейчас слышала его голос. «Если проронишь хотя бы одно слово насчет того, что ты здесь видела, я немедленно пойду к мисс Шокросс. Ты ведь зависишь от нее, верно? Так вот, я и гроша ломаного не дам за твое будущее, если она узнает, что ты отбывала срок. И не пытайся отрицать это: как-то раз я от нечего делать зашел в суд в Дареме и увидел тебя. За кражу у своего хозяина тебе дали шесть месяцев тюрьмы, причем, если меня не подводит память, это было твое третье правонарушение.»

Пегги Матер и не пыталась ничего отрицать. Как ни странно, она вообще не открыла рта… по-видимому, потрясение было для кухарки слишком большим. Она уже давно относилась к Эндрю с неприязнью: шотландец с самого начала дал ей понять, что ничего между ними быть не может.

Но зачем она пришла в тот вечер к его дому? Ни Грейс, ни Эндрю не могли найти этому объяснения, разве что здесь была какая-то причина деликатного свойства, но они никогда так и не узнают об этом. В одном Грейс и Эндрю были абсолютно уверены: Пегги Матер не шпионила за ними – из них троих кухарка была напугана больше всего.

А теперь она сидела на кухне и потихоньку смеялась над ними…

Что ж, пусть смеется. Наверное, хорошего настроения у Пегги Матер поубавится, когда она услышит, что скажет ей Грейс. «С послезавтрашнего дня я не нуждаюсь в ваших услугах, Пегги. Вместо предварительного уведомления я выплачу вам недельное жалованье.» Она, Грейс, выдержит паузу, потом добавит: «Последнее – в том случае, если вы вернете мне все то, что утащили из моего дома за все эти годы… во время моей болезни исчезли два кольца и золотые часы… помнится, их пропажу вы списали на уличного торговца, который в то время побывал в деревне. Еще набор миниатюрных солонок георгианского стиля… но вам виднее, что вы взяли».

Она будет говорить спокойно и язвительно. Она так долго мирилась с пребыванием Пегги Матер в своем доме потому, что ее увольнение обидело бы мисс Шокросс. Ну что ж, теперь она, Грейс, может рассчитаться за все.

Но когда спустя какое-то время Грейс вошла в кухню и увидела, что Пегги уже оделась и собирается уходить, она не сказала ничего из того, что планировала, а, взглянув на кухарку, сообщила:

– Я больше не нуждаюсь в ваших услугах, Пегги. Деньги и бумаги пришлю завтра. Заберите свои фартуки, – она указала на ящик комода.

Пегги Матер посмотрела на Грейс мрачным, яростным и полным ненависти взглядом, после чего рванула выдвижной ящик и выхватила оттуда фартуки. Потом, посмотрев в глаза Грейс, она процедила:

– Прослужить столько лет, чтобы тебя потом вот так выбросили… Клянусь Богом, я вам это припомню!

– Не сомневаюсь, Пегги. Но советую не начинать до конца недели, когда я уеду из деревни. Будет жаль, если после стольких лет вам придется расстаться с тетей.

Взгляд Пегги Матер напомнил Грейс о Стивене.

Когда дверь кухни с грохотом закрылась, Грейс подошла к ней, закрыла на ключ и, прислонившись к косяку, некоторое время постояла, закрыв глаза и судорожно глотая воздух.

Ну, вот и все. Слава Богу, что все кончилось – вся секретность, ложь, страх. Она одна… совсем одна…

Грейс открыла глаза Пустота внутри нее начала увеличиваться, грозя захлестнуть ее всю.

В следующий момент Грейс бегом пересекла холл и бросилась по лестнице вверх, в спальню. Она раздвинула шторы, подержала их секунду, затем сдвинула и опять раздвинула. В прогалине, оставшейся после того, как срубили бук, она надеялась разглядеть далеко на холмах крошечную точку света. Эндрю сказал, что будет ждать ее сигнала. Но света не было.

О, Эндрю, Эндрю, где же ты? Приходи скорей, скорей.

Грейс отвернулась от окна. Дом был таким тихим, пустым, необитаемым. Она направилась к лестничной площадке. «Что посеешь, то и пожнешь» «Просящему да воздастся.» Она попросила у судьбы Эндрю, и получила его… за некоторую цену. Но где он? Он обещал прийти, едва только увидит ее сигнал. О, Эндрю…

Возле портрета Дональда она остановилась – как будто его рука протянулась из этой украшенной орнаментом рамы и остановила ее. Грейс медленно повернула голову и посмотрела на изображение покойного мужа. На какое-то мгновение ей показалось, что его глаза ожили, черты лица сложились в самодовольную, надменную ухмылку… уголки губ презрительно приподнялись. «Что посеешь, то и пожнешь» Грейс протянула руку и смяла цветы, обвивавшие раму… потом ее пальцы медленно разжались. С ее губ не сорвалось ни одного бранного слова. Она посмотрела прямо в глаза Дональда и громко прошептала:

– Ничего ты мне больше не сделаешь, и я буду счастлива вопреки твоему стремлению. Я даже могу родить еще одного ребенка… ты слышишь… еще одного ребенка.

Нет… она отвернулась и начала медленно спускаться по лестнице… не надо больше детей, пусть будет только Эндрю.

Эндрю! Она стояла в центре холла. Дом был таким пустынным. Может, с Эндрю что-нибудь случилось? Что если он упал с одного из холмов и теперь будет лежать там всю ночь?.. Не говори глупостей, не говори глупостей. Эндрю знает все тропинки, как свои пять пальцев…

Позвонить тете Аджи и сообщить ей о том, что случилось? «Да о чем это я?» – упрекнула себя Грейс. Ведь тетя сейчас в Девоне – она решила для разнообразия провести нынешнее Рождество там. Разве Эндрю лично не сопровождал туда Аджи и ее подругу, чтобы устроить их как положено и остаться с ними до второго дня праздника? Да, первоначально планировалось, что он останется. Но он вернулся. Если бы он не сделал этого… Спокойнее, спокойнее.

Грейс зашла в гостиную и огляделась.

Обстановка комнаты казалась такой веселой – елка, фонари, ветки остролиста. Рождественская