– Я и сама хороша, надо же было до такого дойти, – возразила Софи. – Совсем палку перегнула.

– Это не ваша вина, – поправил мистер Форкл. – Просто так получилось. Пора бы уже научиться различать. Инфликция невероятно изменчива, а у вас проявилась в совсем юном возрасте и так неожиданно, причём в состоянии острого стресса, а вы понятия не имели, что происходит. В такой ситуации любой бы растерялся.

– Наверное, вам лучше знать, – согласилась Софи, наконец решаясь высказать догадку о том, с чем сама не знала, как быть.

А если честно, и не хотела знать, потому что пойдут новые разговоры, на которые просто не было сил.

Но деваться было некуда:

– Почему вы не предупредили, что тоже инфликтор?

Эми с Сандором так и ахнули.

– Ошибаетесь, – тихо ответил мистер Форкл, шагая в дальний угол комнаты.

– Я же почувствовала, – возразила Софи. – Такие эмоции можно внушить только с помощью инфликции.

– Верно, – согласился мистер Форкл, пристально разглядывая фотографии Эми.

– К тому же инфликция была необычная, – наседала Софи. – Вы мне передали приятные эмоции. Так даже Бронте не умеет.

При мысли о старейшине она поморщилась, решив отложить связанные с ним вопросы на потом.

– Это вовсе не значит, что я инфликтор, – настаивал мистер Форкл.

– А по-моему, очень даже значит, – заметил Сандор.

– Ага, разве не в этом суть ваших способностей? – спросила Эми. – Раз умеешь что-то делать, значит, способность есть, а не умеешь – так нет?

– В данном случае нет, – мистер Форкл повернулся к самому большому окну и через щёлочку между занавесками выглянул во двор. – У меня всего несколько спящих генов инфликтора, которые даже не планировалось пускать в дело. Просто для проверки.

– Проверки, – повторила Софи, удивляясь, с чего вдруг заныло под ложечкой, и тут её осенило: – В смысле, для проекта «Лунный жаворонок».

– Да, – мистер Форкл обернулся к ней. – При всём изобилии изученного материала большинство наших исследований в области генетики оставались исключительно теоретическими, а практиковаться на невинном ребёнке с риском тяжёлых последствий я не собирался, даже несмотря на заложенную возможность вносить поправки. Любые изменения ваших генов перед внедрением в генотип требовалось тщательно проверить. А поскольку ставить под угрозу других я не желал, подопытным кроликом пришлось становиться самому. Точнее, вдвоём с братом, на нём проверяли гены полиглота, а на мне инфликции, чтобы исключить их взаимное влияние.

– А как же телепортация? – спросила Эми. – И ещё другая… как она называется?

– Способность энхансера, – подсказал мистер Форкл, опережая Софи. – Обе способности развились случайно, как побочный эффект других мутаций, поэтому о них мы даже не подозревали. Телепортация у мисс Фостер открылась при спасении Силвени, когда её пытались похитить Незримые. А способность энхансера я обнаружил после того происшествия между вами.

– Потому что она проявилась одновременно с инфликцией, – догадалась Софи.

Мистер Форкл постарался сдержать улыбку, но удивления скрыть не смог.

– А я было засомневался, что вы заметите при всей неразберихе, что творилась в том воспоминании.

– Да, заметила, – ответила Софи, – и думаю, это как-то связано с вашей инфликцией, потому что вам это удалось только после того, как взяли меня за руки.

– Я тоже пришёл к такому выводу, и, к вашему сведению, для меня это стало большой неожиданностью, а ещё подтверждением невероятного потенциала этой способности, ведь генов инфликтора в моей ДНК какие-то жалкие крохи.

Он задрал рубаху и показал округлое пятно размером с ладонь на бедре, такое бледное, что кожа словно просвечивала насквозь. А при свете оно искрилось мириадами радужных блёсток.

– Больно было? – ахнула Эми.

– Конечно, – ответил мистер Форкл, опуская рубашку. – Явно в первой десятке самых жутких случаев, что пришлось испытать. Но я не жалею, ведь только так можно было убедиться, что все намеченные способности вашей сестры проявятся, как задумано, и не вызовут осложнений, – Он перевёл взгляд на Софи. – Представляю, как вас порой угнетает необходимость разбираться со своими способностями вслепую, и очень сожалею, что не могу всё сделать простым и понятным. Будем надеяться, когда-нибудь мы этого добьёмся. А пока хотя бы знайте, что ради вашей безопасности мы готовы на очень многое.

И да, и нет.

Чем бы он ни пожертвовал, как бы ни рисковал, сейчас ей всё равно приходится стоять перед нелёгким выбором, ставя на кон собственную жизнь.

– Не понимаю, – решила она уклониться от прямого ответа. – Как ваша ДНК могла измениться в каком-то определённом месте?

– Если отдельный орган подвергнуть жёсткому облучению, такое может случиться с кем угодно, – объяснил мистер Форкл.

– Так от жёсткого облучения умереть можно! – ахнула Эми.

– Можно, – согласился мистер Форкл. – По крайней мере, очень серьёзно заболеть. Поэтому пришлось разработать более безопасный метод испытаний. Калла первой догадалась, что нужно использовать свет, но нам понадобилось нечто посильнее любого Первоисточника хоть по отдельности, хоть вместе. Нечто из разряда стихий.

– Вы использовали квинтэссенцию, – догадалась Софи, с содроганием вспоминая жуткие ожоги, что получила, выполняя домашнее задание, когда случайно умудрилась уловить пятый элемент. – Погодите… так у меня в руках тоже ДНК…

– Те следы возникли от неимоверного холода Элементин, не от самой квинтэссенции. А ещё мне пришлось выделить образец своей изменённой ДНК и нанести на кожу перед добавлением квинтэссенции, чтобы эффект от её воздействия хоть как-то закрепился в генотипе. К тому же Элементин для такого специфичного дела не годится, слишком яркая. Слияние удалось только с помощью квинтэссенции Фосфорин.

– Значит, квинтэссенция бывает разная? – удивилась Софи, пытаясь уяснить хотя бы то, что не смахивало на заумную тарабарщину из какого-то триллера с уклоном в фантастику.

– Конечно. У каждой звезды, которой нет в атласе, она особая. А вы разве не знали?

Она покачала головой, и мистер Форкл нахмурился.

– А зачем бы эти пять звёзд понадобилось скрывать? Квинтэссенция Элементин самая неустойчивая, зато самая мощная, из-за чего высоко ценится создателями взрывчатых или всепоглощающих веществ вроде фриссина. Квинтэссенция Маркизеры невероятно жёсткая, благодаря чему лучше всего подходит для измельчения на клеточном уровне, притом сильно мерцает, то есть отражает, и в результате является самой универсальной разновидностью пятого элемента. Уверен, нам ещё предстоит ей найти великое множество полезных применений. Квинтэссенция Люциллианта – самая холодная и тёмная, но при этом самая гармоничная, что особенно важно, когда необходимо что-то сохранить. Квинтэссенция Кандезии – практически самая неуловимая и инертная на свете, но и самая безопасная, хороша для филигранной работы. Наконец, у Фосфорин – самая яркая и трепетная, полная кипящей энергии, поэтому самая подходящая для наших экспериментов с ДНК.