Он коротко поклонился.

— С вашего позволения приступлю немедленно?

— Действуйте, барон, — ответил я. — И да поможет нам всем Господь.

За шатром раздались тяжелые шаги, полог отлетел в сторону, вошел огромный и грозный Тамплиер, брови нахмурены, лицо злое.

Остановился, вспомнив, что без приглашения к самому королю, я спросил с холодной вежливостью:

— Сэр Тамплиер?

Он коротко поклонился.

— Ваше величество, простите, что без доклада, но дело чрезвычайное. Я услышал, что готовится отряд для каких-то особых действий, но почему-то обо мне забыли.

Я смерил его с головы до ног пристальным взглядом, он выпрямился и постарался смотреться почтительно вежливым и даже учтивым.

— Не забыли, — ответил я.

Он прорычал с угрозой:

— Ваше величество?

— Просто, — ответил я, — после некоторого размышления решили… вас не включать в группу.

Он рыкнул:

— Кто решил?

— Мы решили, — сообщил я. — Ричард, король. Ладно, император! Согласен на императора, лишь бы кланялись ниже. Мы думали, мысленно посоветовались с народом и решили мудро и взвешенно.

Он набычился, голос его прозвучал подобно львиному рыку, от которого дрожит земля и замолкают звери:

— Почему? Почему я вне этой группы?

— Вы больше слушаетесь Господа, — объяснил я кротко, — чем меня. А сейчас, увы…

Он рыкнул еще громче:

— В бою я слушаюсь командира!.. Это потом могу сказать ему все, что о нем думаю… Но это право рыцаря!

Я всмотрелся в его злое и расстроенное лицо, подпустил в голос сомнения:

— Это точно? Беспрекословно?

Он прорычал:

— Разве так не было в нашей последней битве?

— Простите, сэр Тамплиер, — сказал я, — подзабыл. Да-да, вы вели себя удивительно сдержанно. Даже непривычно. Я смотрел на вас и глазам не верил.

— Ничего вы не забыли, — сказал он обвиняюще, — просто зачем-то… Хотя да, понимаю. Да, выполню любой приказ и не спрошу зачем!.. Подтверждаю! Это вы хотели услышать?

— Сэр Тамплиер, — ответил я, — если кто-то скажет, что вы тупой чурбан… передайте его слова мне. Я сам вызову его на поединок и докажу, что в вашем теле томится удивительно тонкая и чуткая душа поэта!

Он засопел, посмотрел на меня исподлобья.

— Это оскорбление? Это чего она там томится?..

— Не знаю, — ответил я откровенно, — так говорил народ, а я, как король, учитываю его идиомы. Идиомы — это не брань, сэр Тамплиер.

Он поморщился.

— У вас все звучит как хитрая брань. Что с собой брать?

— Можно все, — ответил я, — кроме оружия и доспехов.

Он отшатнулся.

— Это голым, что ли?

— Без меча, — признался я, — тоже иногда чувствую себя голым, странно, да?.. Но тут уж ничего не поделаешь, благородный сэр. В утешение могу сказать, что без оружия и доспехов пойдут все.

Он смотрел неверящими глазами.

— Как это… все?

— Даже я, — ответил я. — Это вас как-то утешит?

Он запнулся, проглотил какие-то слова, снова уставился в меня бешеными глазами, словно стараясь понять, где же брешу по своему обыкновению нагло и бесстыдно.

— Если все, — проговорил он медленно и снова остановился, подбирая доводы.

— Вот и прекрасно, — сказал я бодро. — А вот одежды нужно побольше. Под нее нужно навертеть тряпок побольше, пойдут на факелы. Греческого огня тоже можете взять в емкостях, я распоряжусь. Наверняка пропустят. Но нести придется под одеждой. Главное — никакого оружия!

Он смотрел все еще в горестном непонимании.

— Но как же… драться? Вы же драться идете?

— Не просто драться, — сообщил я, — а на последний и решительный!.. На уничтожение врага в его же логове. А меч… точно не обещаю, но я постараюсь вам его добыть.

Он посмотрел исподлобья.

— Мне?.. За что такая честь?

— Я не сказал, — уточнил я, — что именно вам. Сперва, конечно, себе. Потом сэру Альбрехту, он по рангу выше вас, затем сэру Норберту… А потом уже и вам, ладно. Если не отыщется кого-то с зело длинной родословной.

Он поморщился.

— А вам не насрать на их родословные?

— Насрать, — согласился я, — но это между нами, паладинами. Перед Богом все равны, наделены правом голоса, могут избирать и быть избранными… Тьфу, что-то опять не туда занесло. В общем, если любой приказ… подчеркиваю, любой!., то тогда как бы да, вы ценный кадр…

Его лицо перекривилось, однако недоверие испаряется на глазах, прорычал гулко:

— Подтверждаю, что выполню любой ваш приказ, ваше величество! И клянусь в этим великой клятвой. Да накажет меня Господь, если нарушу хоть в малости.

Я сказал со вкусом:

— Прекрасно. Отправляйтесь к сэру Норберту и передайте, что вопрос решен. Он знает, что делать.

Он посмотрел исподлобья, подозревая, что все просчитано и разыграно так, как и должно быть, коротко поклонился и вышел.

В лагере снова поднялся шум, я поморщился, вышел. На залитом солнцем пятачке с крупных боевых коней слезают рыцари в белых плащах поверх доспехов, а на белом фоне ярко пламенеют огромные красные кресты несколько стилизованной формы.

Я с изумлением узнал брата Отто, который граф Шварцбург-Рудолыптадт из рода Кенисбергов, доблестного Зальм-Райнграфенштайна, барона Эттинга Гогенцоллерн-Зигмарингена в его дорогих доспехах из Вестготии, а также остальных рыцарей, верных уставу Ордена Марешаля.

Они увидели меня, выстроились, но не преклонили колена, рыцари Ордена не принадлежат к какому-то королевству.

— Брат Отто, — сказал я радушно, — барон Этгинг!.. Ого, да тут все мои знакомые или почти все… Рад вас видеть, братья!.. А как же охрана Тоннеля?

Брат Отто прямо посмотрел мне в глаза.

— Ваше величество, если вас ждет поражение, то какой Тоннель?..

Я ощутил неловкость, обнял дружески и сказал через его плечо:

— Братья, располагайтесь в лагере. Вам укажут хорошие места, хотя жить нам здесь точно не придется…

Зальм-Райнграфенштайн пробормотал тихонько:

— Хотя остаток жизни провести можем здесь.

Он поклонился и ушел вместе со всеми, кивнул внимательно наблюдающему за всеми Альбрехту.

— Граф, это цвет рыцарства Марешаля. Придумайте, как им распорядиться.

Он посмотрел искоса.