– Мы с Тоби зашли за учительницей мисс Джорджии… Я обещал ей, что мы вместе посмотрим анатомические образцы. Правда, Тоби?

Бульдог пролаял, выражая полное свое одобрение.

Джорджия сидела, закинув ногу за ногу, и ее карандаш был уткнут в толстую тетрадь с выписками. У нее были довольно красивые ноги, а длинная юбка, доходившая до пят и ниспадавшая волнами оборок, задралась и почти полностью обнажала бедра девушки.

Но Джорджия не обращала на это внимания; подобно грифельному карандашу, который держала в руках, она была остро заточена и нацелена на учебу. Была она красива или нет, сексуальна или невзрачна – подобные мысли почти никогда не приходили ей в голову.

Все, что имело для нее значение, – это блестящие успехи, которые позволят ей покинуть ненавистное болото Бармута.

В чем-то она была похожа на Виже. Может быть, походила на своего парня почти во всем. Всю жизнь ее окружали те, кто ею восхищался – искренне или от раболепия – и кого презирала она сама.

Ей никогда не приходилось бороться за то, что она имела; мысль о том, что ее красота и сексуальная привлекательность могут стать оружием, ни разу не приходила Джорджии в голову, ибо она никогда еще не нуждалась в оружии.

Разница между ними состояла в том, что, имея от рождения все, что мог предложить ему провинциальный Бармут, Виже был доволен этим и не мечтал о большем, Джорджия же мечтала и была готова бороться за свою мечту.

Ей еще предстояло узнать, умеет ли она делать это.

Она приветствовала доктора так, как полагается приветствовать уважаемого посетителя девушке из богатой семьи, и все же в ее жестах не было той чопорной условности, какую Бакула привык встречать в домах бармутской знати и которая ему претила.

У Джорджии была цель, и все остальное имело для нее второстепенное значение.

– Ах, доктор, право же, незачем было беспокоиться! Учительница держала Бакулу под руку, бульдог Тоби довольно семенил следом. В доброе сердце собаки не закрадывалось и тени подозрения, что их спутница может стать для него соперницей в том, что касалось его хозяина. Тоби был полностью уверен в докторе, а доктор – в Тоби.

– Вам вовсе не следовало заходить за мной. Мы могли бы сделать это просто при случае.

Конечно же, она была довольна тем, что доктор зашел за ней, и, конечно, жеманилась.

Она тоже была на собрании суфражисток в городском парке и, подобно травнице Саути, носила женский пиджак, длинную твидовую юбку и серый бантик галстука.

– Ну что вы, – отвечал доктор. – Я же вам обещал. Джорджия не будет скучать?

– О нет. Вы же знаете эту девочку! Она такая прилежная. Занятия ее на сегодня закончены, вот я и ушла пораньше. Весь вечер она лросидит за учебниками и, уж будьте уверены, завтра снова чем-нибудь меня удивит!

Проходя мимо меня, доктор Бакула чуть заметно приподнял брови. Я кивнул ему в ответ.

Когда Виже позвонил в серебряный колокольчик, долгое время никто не открывал парадных дверей. Горничная Бетси, служившая у отца Джорджии без малого четыре года, никогда не позволяла себе ничего подобного.

Нерасторопность Бетси разбудила в Виже неприятные чувства.

Они дремали в нем, до поры утихшие и сглаженные прогулкой. Пустынные городские улицы заставляли обиду молодого человека улечься и сложить голову между лапами, как успокаивается и засыпает огромная злобная собака.

Но единого шороха оказалось достаточно, чтобы она проснулась; мелкая, незначительная деталь – задержка горничной – стала тем легким прикосновением, которое открыло свежую рану и заставило ее кровоточить.

К тому моменту, когда Бетси растворила двери перед Виже, чувства молодого человека вновь бурлили – но не как горный поток, неостановимо несущийся сквозь преграды порогов, а подобно скисшему вину, которое пускает пузыри и пенится облачками ядовитого газа.

– Какого черта ты так долго, Бетси? – прикрикнул Виже.

Девушка отшатнулась, она испугалась, что он ударит ее. Изредка с ним такое случалось.

– О, простите меня, господин Виже, – заговорила она. – Право же, я не хотела заставлять вас ждать. Я как раз…

– Джорджи дома? – спросил Виже.

Не дожидаясь ответа, он отстранил горничную и прошел в дом. Движения его были не столько грубыми, сколько властными и не допускающими возражений.

Задавая свой вопрос, он не стремился узнать, дома ли девушка, которую никогда не считал своей невестой. Слова Виже должны были утвердить его власть над ней. Джорджия принадлежала ему, поэтому она обязана сидеть дома и ждать, пока он придет.

Виже был настолько наивен, что сам верил в это. В каком-нибудь отношении каждый человек слишком наивен.

– Господин Виже! – произнесла Бетси. – У мисс Джорджии посетительница…

Горничная произнесла эти слова недостаточно громко она боялась привлечь к себе внимание молодого господина, поскольку по горькому опыту знала – это внимание может выразиться в крепкой пощечине. Выражение лица Виже и его резкие движения не оставляли в том ни малейшего сомнения.

И все же Бетси сказала то, что должна была сказать, она не могла не предупредить Виже о гостье своей хозяйки. Так горничная попыталась воплотить в жизнь сразу два прямо противоположных намерения – сказать Виже о той, что находилась сейчас в комнате госпожи, и в то же время сохранить молчание.

Виже ничего не слышал, он поднимался по лестнице с быстротой и стремительностью, с какой люди обычно скатываются по ступеням, а не восходят по ним.

Он распахнул двери комнаты Джорджии и вошел.

– … Совершенно свободно, – продолжала Франсуаз начатую фразу. – Надо лишь заплатить за обучение. Выпускница Гелиотропа сразу попадает в интеллектуальную элиту страны.

– А срок учебы можно сократить? – спросила Джорджия.

– Разумеется. Они смотрят на то, какие знания есть у ученика. Я знала тех, кто заканчивал Гелиотроп за полтора года…

Глаза Джорджии горели.

– Конечно, это в другой стране, – продолжала Франсуаз.

По лицу юной провинциалки несложно было понять – подобное не имеет для нее значения.

Демонесса полулежала на широком диване, согнув одну ногу в колене, в правой руке она держала бокал багряного нектара. Широкое лицо красавицы хранило самодовольное выражение, какое бывает у прекрасной и опытной женщины, наставляющей юную ученицу.

Джорджия сидела в кресле, поджав ноги и обхватив их тонкими руками. Сейчас ничто в мире не существовало для нее, только демонесса, затянутая в черную кожу, и ее рассказы о блистательной карьере, какую делают кадетки Гелиотропа.

Виже замер на пороге; несколько мгновений он не мог подобрать слов. Молодой человек находился в том состоянии духа, когда был готов крушить и ломать все, что оказалось бы на его пути, однако представшее перед его глазами повергло его в растерянность.