– Одну минуту, Аргедас, – сказал я. – Мне бы хотелось задать вам один вопрос.

Он остановился.

– Какой?

– Мне всегда было интересно сравнивать чувства, которые испытывают люди, с их поступками… Удивительно, как мало одно соответствует другому. Ответьте – вы на самом деле верите, что Виже хочет всего лишь посадить нас в экипаж и вывезти из Бармута?

Тень, пробежавшая по лицу предводителя дружинников, показала мне, что я прав. Впрочем, мне и не требовались подтверждения.

Аргедас ответил, сказав уверенным и даже приказным тоном, и я не мог понять, откуда у него голосе вдруг появилась эта нотка:

– Конечно, он так и сделает. Виже? Последнее слово прозвучало как удар.

– Разве? – не без насмешки спросил я.

Лицо апаша исказилось от чувств, которые он не привык и не умел скрывать. Кровь прилила к его коже, широкий рубец через обе щеки набух и стал раза в два шире.

Аргедас не собирался причинять нам вред; ремесло провинциального политика научило его, что властность должно проявлять только к тем, кто живет в пределах его волости.

Виже мог на словах согласиться с этим, потом же, когда наместник перестанет быть свидетелем происходящего, молодой апаш получил бы полную возможность отомстить нам за то, что произошло утром.

Но, чувствуя себя полновластным хозяином городских улиц, Виже еще не постиг дисциплины, которая подсказывает, когда необходимо отступить в тень, а когда выйти из нее. Он возразил:

– Нет! Эта сучка исполосовала мне лицо. Она унизила меня перед товарищами. Я покажу ей, что значит настоящий мужик!

– Для этого тебе еще надо им стать, – с презрением ответила Франсуаз.

Кровь набухала и опадала в рубце, словно то был огромный кровеносный сосуд.

– Виже! – резко приказал Аргедас.

Двое парней, которых молодой апаш привел с собой, внимательно следили за разговором. Их предводитель уже был сегодня растоптан на их глазах, теперь ему следовало либо отстоять свое положение лидера, либо, если не повезет, потерять его.

– Нет, отец! – воскликнул Виже.

Я посмотрел на них с новым интересом.

Это было похоже на две части головоломки, разрезанной на куски мозаики, которые внезапно сошлись; они идеально подходили друг к другу. У Аргедаса должен был быть такой сын, как Виже; отцом Виже мог оказаться только такой человек, как Аргедас.

Интересно, какой была его мать? Я ничего не знал о ней, но мне почему-то казалось, что она давно умерла. Наверное, потому что ни в отце, ни в сыне я не видел следов общения с матерью и женой.

– Дай мне решить это дело! Хватит тебе нянчиться с бабами. Ты – наместник и должен вести себя как подобает. Дай я оттрахаю эту суку здесь и сейчас!

Лицо Аргедаса начало краснеть. По всей видимости, это было у них семейной чертой.

Вблизи не было ни одного постороннего, в чьих глазах наместник должен был бы сохранять реноме. Но противостояние между отцом и сыном было для первого столь же важным, как и для второго.

Он не боялся потерять ни уважения других, ни власти над ними, он страшился, что может лишиться самого себя.

– Закрой рот, Виже! – крикнул Аргедас – Ты еще сопляк. Кто ты такой, чтобы судить, что мне делать, а чего не делать. Выполняй то, что я тебе сказал, и не смей перечить отцу.

Один из тех, кто сопровождал молодого апаша, протянул нечто похожее на «ого». При других обстоятельствах он не осмелился бы так выражать свои чувства. Происходящее настолько увлекло его, что он забыл об осторожности.

Отец и сын тоже не думали о ней.

– Эта сука издевалась надо мной на городском бульваре! – закричал Виже. – Ты знаешь об этом.

– Да, и я сказал, что ты сам в этом виноват. Я дал тебе отряд дружинников для того, чтобы вы устанавливали порядок, а не нарушали его.

– Как я могу устанавливать порядок, если ты не позволяешь мне?

Я сделал шаг к Виже и забрал у него арбалет. Он посмотрел на меня, его лицо вздрагивало.

– Власть не может быть беспредельной, Виже, – сказал я. – Твой отец это понимает, а ты – нет.

Он был в бешенстве. До него даже не дошло, что я брал у него магический арбалет. Его рука потянулась к поясу – не знаю, что он собирался оттуда достать. Второй там вряд ли смог бы уместиться.

Может быть, он хотел вынуть оттуда носовой платок и поплакаться в него.

Франсуаз не испытывала подобного любопытства, для нее не имело значения, что Виже пытается нащупать под серой кожаной полоской. Девушка пнула его ногой и вогнала руку апаша в его живот.

Теперь, если бы он немного постарался, то смог бы вытащить наружу свой желудок и высморкаться в него.

– Стерва, – простонал Виже.

Он боялся вытащить руку из-под пояса; ему казалось, что там останется половина пальцев. И у него имелись все основания для страха.

– Папа, она мне руку сломала! Сука… Франсуаз покачала головой.

– Вы плохо его воспитали, – констатировала она. Два его товарища попытались вступиться за Виже.

Наверное, ссора между их главарем и наместником глубоко впечатлила апашей, и они стали поступать так, как привыкли всегда, – вразрез с чувством самосохранения.

Люди так часто поступают вопреки разуму, что я спрашиваю себя – не было бы лучше многим из них вообще лишиться этой способности, раз она только их отвлекает.

Франсуаз ударила одного из апашей кулаком в пах; парень закричал так, словно его вставший член вколотили в тело, как гвоздь в деревянную балку.

Второй замахнулся, демонесса позволила ему нанести удар. Парень нанес воздуху сокрушительное поражение, девушка взяла его за руку и резко сломала ее.

У апаша еще оставались две ноги и рука, чтобы продолжать отстаивать свои честь и достоинство. Но он нашел, что в отступлении тоже есть приятные стороны. Парень отполз в кусты; боль в сломанных костях была очень сильной, и он вцепился зубами в ветки, чтобы не закричать.

– Простите ее, – сказал я. – Она не всегда умеет остановиться… В пять часов, наместник.

Аргедас не без гордости – а ее сложно было ожидать в таком человеке, как он, – произнес:

– Я не боюсь угроз, ченселлор. Или ваша девочка и мне повыбивает зубы?

– Она может, – заверил я. – Но я никогда не прибегаю к угрозам.

– Как мы заставим наместника отменить «Закон о беретах»? – спросила. Франсуаз.

– Разве то, что происходит в этом городе, не кажется тебе странным? – спросил я вместо ответа. – Борьба за власть, политическая оппозиция, уличные беспорядки – и все это вокруг такого ничтожного повода, как древний закон, который был забыт много сотен лет.