– Я уже пережил не одно сотрясение и прекрасно знаю, что мне скажет врач. Он велит сделать перерыв, а я не могу.

– Ты хочешь сказать, что на следующих выходных снова будешь выступать?

– Придется.

София безуспешно пыталась понять, о чем он говорит.

– Поэтому твоя мать так на тебя сердится, да? Потому что ты ведешь себя как идиот?

Люк ответил не сразу. Он вздохнул.

– Она даже не знает.

– Ты ей не сказал? Почему?

– Не хочу. Она разволнуется.

София покачала головой.

– Не понимаю, зачем ты продолжаешь выступать, если знаешь, что будет только хуже. Это же опасно.

– Я уже перестал бояться, – ответил Люк.

– В смысле?!

Люк медленно выпрямился и повернулся к девушке. Выражение лица у него было покорное, почти умоляющее.

– Потому что, – наконец произнес он, – еще до сотрясения мне запретили выступать.

София подумала, что ослышалась. Она моргнула.

– Тебе запретили выступать? Вообще?

– Врачи сказали, что это огромный риск.

– Почему?

– Из-за Страхолюдины. Он не просто сбросил меня и протащил по арене. Я говорил, что угодил ему под копыта, но не сказал, что он проломил мне череп. В нем теперь небольшая металлическая заплатка, но, если я упаду неудачно, она не сможет защитить мозг от повреждений…

Люк говорил ровным голосом, но София ощутила ледяной ужас при этих словах. Неужели он серьезно?…

– Ты хочешь сказать, что можешь погибнуть?!

Она не ждала ответа – паника уже захлестнула ее.

– Ты это имеешь в виду? Что ты того и гляди умрешь? И ты мне не сказал? Почему?!

И тут все фрагменты головоломки встали на места: почему он так хотел посмотреть на Страхолюдину в первый вечер их знакомства, почему Линда злилась, почему Люк с таким волнением ждал начала сезона.

– Хватит, – продолжала София, пытаясь подавить ужас. – Послушай. Больше ты ездить не будешь. Кончено. Ты уходишь на покой.

Он вновь промолчал, но София видела, что Люк не понимает. Она придвинулась ближе и отчаянно прижала его к себе. Девушка слышала, как у Люка бьется сердце, и ощущала напряженные мышцы его груди.

– Я не хочу, чтоб ты продолжал. Не надо, слышишь? Пожалуйста, скажи, что ты больше не будешь ездить. Мы придумаем какой-нибудь другой способ спасти ранчо, договорились?

– Никакого другого способа нет.

– Другой способ всегда найдется…

– Нет.

– Люк, я знаю, что ранчо очень важно для тебя, но оно не стоит твоей жизни. Не забывай об этом. Ты начнешь все заново. Купишь другое ранчо. Найдешь работу…

– Ранчо нужно не мне, а маме, – перебил он.

София отстранилась, ощутив приступ гнева.

– Но она тоже не хочет, чтобы ты погиб! Потому что знает, что так нельзя… что это глупо! Потому что ты ее сын!

– Я рискую ради…

– Нет, не ради нее! – крикнула София. – А только ради того, чтобы не чувствовать себя виноватым! Ты думаешь, что поступаешь благородно, а на самом деле ты эгоист! Страшный эгоист… – И девушка замолчала, тяжело дыша.

– София…

– Оставь! – воскликнула она. – Мне тоже больно! Разве ты не понимаешь? Ты хоть раз задумался о том, как я буду страдать, если ты умрешь? Нет, не задумался, потому что дело не в нас с Линдой! Дело только в тебе и в твоих чувствах!

София отступила на шаг.

– Подумать только, ты соврал…

– Я не врал.

– Ты промолчал, – с горечью отозвалась она. – Промолчал, потому что знал, что мне это не понравится. Что я скорее всего не стану встречаться с человеком, который раз за разом поступает дурно. Но почему? Потому что хотел со мной спать? Потому что хотел развлечься?

– Нет… – Даже самому Люку его протест казался неубедительным.

София чувствовала, как по щекам катятся горячие слезы, и не сдерживала их.

– Я… я просто не могу. Только не это… Неделя была ужасная, все сплетничают, Марсия меня избегает… я так нуждалась в тебе, так хотела поговорить. Но я знала, что ты должен выступать. И смирилась, потому что работа есть работа. А теперь что? Каково сознавать, что ты пытаешься покончить с собой?

Слова вырывались потоком, почти с той же скоростью, с какой неслись ее мысли. София обернулась и схватила сумочку. Она не желала оставаться здесь с Люком.

– Я так не могу.

– Подожди!

– Замолчи, – сказала она. – Не желаю слушать, как ты будешь объяснять, отчего тебе так хочется умереть.

– Я не собираюсь умирать.

– Неправда! Пускай я недостаточно долго с тобой общалась и не все знаю, зато знает твоя мать! И врачи! И ты сам понимаешь, что поступаешь неправильно… – Она с трудом перевела дух. – Когда одумаешься, тогда поговорим. А до тех пор…

Она не договорила. Забросив сумочку за плечо, София выскочила из дома и побежала к машине. Она завела мотор и чуть не врезалась в веранду, когда пыталась развернуться. Девушка с силой нажала на газ, почти ничего не видя сквозь слезы.

София как будто утратила все чувства. Люк дважды позвонил, прежде чем она добралась до кампуса, но она не ответила. Она сидела в комнате одна, зная, что Марсия где-то с Брайаном, но все-таки скучая по подруге. Со дня их ссоры Марсия всякий раз ночевала у Брайана, но София подозревала, что дело скорее не в нем, а в том, что Марсии слишком стыдно.

Она все еще злилась – Марсия поступила нехорошо, и София не могла сделать вид, что ей безразлично. Нехорошо встречаться с бывшим парнем лучшей подруги. Назовите это базовым правилом или как угодно, но подруги так не поступают. Никогда. Но пусть даже София отчасти и думала, что нужно положить конец их дружбе, открыто поставить точку она не могла, поскольку в глубине души знала, что Марсия никому не желала зла. Она не строила козней и не пыталась намеренно обидеть Софию. Марсия отнюдь не была интриганкой, и София прекрасно знала, каким обаятельным становится Брайан, если захочет. Он прекрасно знал, что делает, и София не сомневалась: он начал встречаться с Марсией, чтобы отомстить. Он хотел уязвить самолюбие Софии напоследок, лишив подруги.

А потом, несомненно, он и Марсии разобьет сердце. Та на собственном горьком опыте поймет, что за человек Брайан на самом деле. И София скорее всего будет чувствовать себя еще хуже, чем теперь. Некоторым образом Марсия получит по заслугам, но…

…но прямо сейчас София хотела с ней поговорить. Сейчас она по-настоящему нуждалась в подруге. Она хотела излить душу. Точно так же, как делали другие студентки в соседних комнатах и на первом этаже – до Софии доносились их голоса.