— Я работаю в таверне, Арчер, но это — достойное занятие. Большинство из нас работает не покладая рук и при этом не ложится в постель с посетителями. Мы подаем эль, Арчер, а не себя.

Выражение лица Сент-Джона снова изменилось, как будто что-то пришло на ум.

— Так ты думаешь, я хочу сделать тебя своей любовницей? О, Мэри-Кейт, иногда ты кажешься такой мудрой, а иногда поражаешь меня своей глупостью. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, милая моя крестьяночка.

— Несмотря на лестность данного предложения, — раздраженно сказала она, — я должна отказаться. Ты граф, Арчер. Ты не можешь жениться на ком попало. Ты должен считаться со своей семьей, со своим положением в обществе.

— Я граф, моя милая Мэри-Кейт, потому что одному из моих предков несказанно повезло привезти сюда сандаловое дерево, а не потому, что я совершил какой-то подвиг. Кроме того, Мэри-Кейт, общество все равно будет судить меня по своему усмотрению. А я тем временем лучше буду наслаждаться счастьем. Ты, кстати, забыла самый важный довод — моя любовь.

Она подняла руку, не позволяя ему подойти ближе. Он поцеловал ее в запястье, потом, снова очертив пальцем линию ее подбородка, коснулся губ.

Его глаза смягчились, взгляд наполнился теплом. Он словно трогал ее кожу своим взглядом, и сердце екнуло у нее в груди. Ни один сон, ни одно видение не предсказали ей такого. Арчер Сент-Джон — упрямый, неуправляемый, насмешливый, не считающийся с правилами и мнением света.

— И какой же самый важный — довод, Арчер?

— Мы оба узнали, Мэри-Кейт, что жизнь слишком коротка, чтобы разменивать ее по пустякам, и надо прожить ее как можно полнее. Моя мать напомнила бы нам обоим, насколько мы недолговечны. И как можно забыть об Алисе и Джеймсе? Отпустить любовь, если мы ее нашли? Разве можно отказаться от нее? Я люблю тебя, Мэри-Кейт. Разве это не самый важный довод?

Она ошеломленно кивнула, ее вид вызвал у Сент-Джона улыбку.

— Тогда уедем со мной в Сандерхерст, и о нас станут рассказывать сказку — о Сент-Джоне Отшельнике и его удивительной жене, и о духе, который свел их вместе.

Когда же он понял это? Она думала над этим с того дня в коптильне, и мириады причин и вопросов разрешились вот таким образом.

Он заглянул в ее глаза, не удивившись стоявшим в них слезам.

Его судьба, направляемая Алисой, свела их вместе? Или надо благодарить столкновение на дороге, одарившее Мэри-Кейт способностью провидеть и создавшее ситуацию, в которой два одиноких человека узнали и привязались друг к другу? Пэр и простолюдинка, богатый и бедная, они различались во всем, что имело значение для общества. Но им обоим не хватало доверия, необходимого для веры в любовь, они оба сомневались, что она когда-нибудь придет к ним. И вот теперь они стояли и с удивлением читали в глазах друг друга отражение той безмерной любви, которую они оба испытывали.

Как же этому не верить?

Она спала. Мелодия баюкала ее — тихая струйка звуков, превратившихся в сложную симфонию, исполняемую флейтами и трубами, фортепьяно и арфой. Смесь великолепного шума, который превращался в музыку, переворачивая сердце и душу. Он сопровождал ее в путешествии, пока она в одиночестве поспешно пробиралась во тьме. Ей не было страшно. Она чувствовала присутствие других людей, их души нежно дотрагивались до нее, ласкали, как самые мягкие морские водоросли.

Время не имело значения, ничтожное изобретение человека, чтобы измерять свое скоротечное существование. Проходят годы, десятилетия, века, но они всего лишь миг перед лицом вечности.

Она без провожатого направлялась в отдаленное, неизвестное место, но чувствовала, что путешествие это не ново, что до нее его совершали сотни, тысячи, миллионы.

Она была духом, плывущим, парящим к сиянию, которое освещало тень. Ее душа наполнилась умиротворением, и она скорее догадывалась, чем чувствовала, как омывают ее потоки воздуха, когда она приближалась к сверкающему свету.

Постепенно черная тьма посветлела. В воздухе появились кремовые круги, как тучи светлячков, сбившихся вместе и сиявших над горизонтом. Ей было уютно, она мягко покачивалась в волнах света, чувствуя себя в полной безопасности.

Если бы у нее были руки, она бы раскинула их, чтобы обнять окружавший ее мир. Если бы у нее были глаза, они наполнились бы слезами радости. Если бы у нее был рот, она улыбнулась бы такой широкой, ослепительной улыбкой, что заболели бы мышцы лица.

Но она сама была светом, лучезарной искрой, вспышкой молнии, прорезавшей темное летнее небо. Она чувствовала свою силу и свободу и была довольна своей бестелесностью и наполненностью духом.

Совершенная любовь развернулась вокруг Мэри-Кейт и обволокла ее, как коконом, теплая, успокаивающая. Она служила проводником этой любви, света, проходила сквозь нее, отражалась от нее. Она была частью целого, и целое было частью ее.

Тихий голос, который направлял ее, был низким, звучным и бесполым. Она приближалась к цели Огни становились все ярче, пока она не увидела, что огромные сияющие круги состоят из ярких точек. Крошечные искорки сливались воедино, образовывая один огромный сияющий пояс, пересекались, изливая мерцающий, пульсирующий поток кремового света.

Как будто по подсказке голоса, она направилась к меньшему кругу сияющих сущностей. Одной из них была миссис Тонкетт. И кто-то еще. Мэри-Кейт постаралась не расплакаться, когда, проплывая мимо, ее души коснулась душа ее отца, так же нежно, как мгновением позже душа Алисы. Потом она почувствовала Джеймса, спокойного, умиротворенного.

Больше не было причин беспокоиться или скорбеть о ком-либо из них. Она поняла или, скорее, почувствовала, что ей открылась самая важная истина.

Детский крик перенес ее в другой мир, к другому существованию. Временному, но благословенному.

Она разлепила сонные глаза и улыбнулась Арчеру. Он держал на руках их дочь. На макушке ее маленькой головки торчал красный хохолок. Лицо ее было того же цвета, что и волосы, рот разинут в заливистом реве. Она проголодалась, малютка, и не стесняется заявить об этом.

— Тебе было бы легче, если б мы нашли кормилицу.

— Наверное, — сказала она, расстегивая пуговицы и беря девочку. — Но тогда мы упустили бы что-то очень важное.

— Но только не сон.

Арчер улыбнулся и, устроившись рядом с ними, стал смотреть, как жена кормит их первенца. Его переполняло чувство покоя. Благодарность? Конечно. И любовь. Радость, самая чистая и чудесная.

— Какая ты прожорливая, малышка Алисия! — В голосе ее отца прозвучала нотка изумления, взгляд выражал нежную любовь. — Твоя мать устала. Неужели ты не можешь не просыпаться хотя бы одну ночь?

Мэри-Кейт улыбнулась ему и провела свободной рукой по колючей щеке.

— Я никогда не устаю, Арчер. А роль хозяина почти весь день играл ты. Я так тебе благодарна, что ты позволил устроить нашу семейную встречу в Сандерхерсте.