Шевалье не забывал и о Мари, но намеревался заняться ею только после того, как ее мать окажется вне опасности.

Сильви чувствовала себя узницей! Спальня стала ее камерой, болезнь приковала к постели. Нервы, слишком долго находившиеся в напряжении, должны были рано или поздно сдать, а тут еще сильная простуда. Как ни хлопотал над ней Персеваль де Рагнель, отлично разбиравшийся в лекарственных растениях и к тому приобретший усилиями своего покойного друга Теофра Ренодо немалые познания в медицине, ее состояние ухудшалось, и близкие уже не исключали летального исхода болезни. Бред Сильви не прекращался ни днем, ни ночью, ее самозваных лекарей уже опускались руки. Она была так плоха, что Персеваль не смел оставить ее одну и был вынужден отложить поиски Мари, которую считал главной виновницей болезни матери. Ему было трудно смириться с мыслью, что она остается в неведении о том, что натворила. Неужели Сильви суждено угаснуть, не повидавшись перед смертью с детьми?

Кое-какие меры Персеваль все же принял. Так, придя к выводу, что Сильви грозит нешуточная опасность, он немедленно отправил письмо Бофору, в котором требовал приезда Филиппа, и теперь ждал его появления со дня на день. Предупредил он и Марию де Отфор, но та, как на грех, упала с лошади и тоже не могла двигаться. Оставалась нечестивая дочь. Но где ее искать? Вернулась ли она на службу к Мадам или где-то скрывается?

— Самый верный способ — отправиться к маркизе де Монтеспан, ее подруге, — посоветовала Жаннета. — Она живет на улице Таранн в предместье Сен-Жермен. Уж она-то наверняка что-то знает.

Совет выглядел разумным. Персеваль тут же отправил в дорогу Корантена, снабдив его двумя письмами, одно было адресовано молодой маркизе, другое — самой Мари. Теперь оставалось только ждать.

Близился конец второго дня ожидания, когда на аллее из старых вязов, протянувшейся к имению Фонсомов, появилась невиданная процессия. Шевалье был готов увидеть двух всадников или почтовую карету, сопровождаемую Корантеном, но никак не огромную дорожную карету с королевским гербом и целым взводом вооруженной охраны, приставленной к Орлеанскому дому. У дверцы монументального экипажа скакал с обреченным видом Корантен. Описав по двору грациозную дугу, карета остановилась у лестницы, и из нее вышла дама, так тщательно закутанная мехами, что ее можно было принять за медведицу, напялившую шляпу с белыми и синими перьями. Следом за дамой из недр кареты появился малорослый субъект, лысый и коренастый.

Персеваль уже догадался, кто к ним пожаловал, и поспешил навстречу Мадемуазель, ловко скрывая недоумение. Незваная гостья немедленно все объяснила:

— Рада вас видеть, господин де Рагнель! Вчера я гостила у госпожи де Монтеспан, когда к ней прибыл ваш гонец, искавший юную Мари. Он поведал нам о том, что госпожа де Фонсом занемогла, затерянная в снегах Пикардии, она лишена даже медицинской помощи! Вот я и доставила вам гения от медицины, которого сама случайно открыла и с тех пор прячу у себя. Где наша больная?

Персеваль, внимая извергаемому принцессой потоку слов, старался от нее не отставать. Мадемуазель стремительно шагала по замку, распугивая слуг. Оставались считанные секунды, прежде чем она ворвется в спальню больной… Шевалье, изменив правилам этикета, преградил ей путь.

— Прошу меня простить, ваше высочество! Извините мою невоспитанность, но прежде я попрошу уделить время мне.

— О чем нам говорить? У нас есть дела поважнее…

— Возможно, но речь пойдет о самом короле. Известно ли вашему высочеству, что госпожа де Фонсом — изгнанница?

— Разумеется, известно! Я узнала об этой… несправедливости, находясь в своем замке Э, где наблюдала за важными работами, и немедленно возвратилась в Париж, чтобы узнать о происшедшем подробнее.

— Могу сказать одно, ваше высочество сильно рискует, так как ваш приезд сюда может прогневить его величество.

— Велика важность! — фыркнула Мадемуазель и приблизила свой крупный нос к физиономии Рагнеля. Заглянув ему в глаза, она продолжила: — Кузен давно меня знает. Ему не надо напоминать, что мне лучше не мешать делать то, что я хочу. А что до риска, то чем я рискую? Что меня снова вышлют на мои земли? И пускай! В Э у меня много дел, в Сен-Фаржо я заказала большие гобелены и с удовольствием проверю, как продвигается работа.

— О, да, я знаю, что ваше высочество ничего не боится.

— Кое-чего я все-таки побаиваюсь… — Схватив Персеваля за руку, она потащила его вверх по лестнице, сделав слугам знак остаться внизу. — Кое-чего я побаиваюсь… — повторила она тихо. — Скажем, упреков, которыми меня засыплет кузен Бофор, если я позволю владычице его помыслов уйти из жизни, когда у меня имеются способы ее оживить. Я очень привязана к своему кузену, шевалье. Он — мой старый соратник, давний сообщник. Когда король доверил ему командование флотом, он явился проститься со мной в Люксембургский дворец. Тогда он и поведал мне о своей тревоге за нашу общую подругу, которая недостаточно опасается этого грубияна Кольбера и была слишком дружна с беднягой Фуке. Я пообещала ему сделать все, что в моих силах, соблюдая меры предосторожности. Сегодня настал момент сдержать обещание, хотя я примчалась бы, даже если бы не дала слова, слишком мне дорога бедненькая герцогиня! Так вы отведете меня к ней?

Персеваль низко поклонился, не скрывая волнения, и заторопился по галерее, в которую открывались двери многочисленных комнат. За ним последовали Мадемуазель и ее гениальный лекарь. Достигнув двери спальни. Мадемуазель вспомнила, что ей жарко, и сбросила лисьи шкуры, увеличивавшие ее в объеме по меньшей мере вдвое. Избавившись также и от шляпы, она схватила лекаря за руку и потащила его за собой в спальню Сильви.

— Нас никто не должен беспокоить! — распорядилась она. — За дело, мэтр Рагнард!

Персеваль недоверчиво проводил взглядом робкого на первый взгляд носителя устрашающего имени предводителя викингов, которого Мадемуазель, дернув за руку, оторвала от пола. У изголовья Сильви сидела Жаннета, готовая исполнить все распоряжения врача. Самому шевалье предстояло заняться размещением свиты принцессы. Зная о ее аппетите, вошедшем в поговорку, он заторопился на кухню, чтобы предупредить о грядущем испытании Лами, но тот уже знал о происходящем, во всех очагах пылал огонь, повар раздавал громогласные распоряжения.

— Будь благословенна добрая принцесса, навестившая нас вопреки воле самого короля! — провозгласил он воодушевленно. — Уж я постараюсь, чтобы она навсегда запомнила свое пребывание у нас!

Рагнель хотел было возразить, что состояние здоровья герцогини не располагает к пышным пирам, но славный малый уже начал священнодействовать, осчастливленный возможностью попотчевать кузину короля, и обескураживать его было бы бесчеловечно. Рагнель оставил его и поспешил наверх, чтобы ознакомиться с диагнозом. Но ожидание затянулось более чем на час, после чего из спальни вышла одна Мадемуазель.

— Итак? — спросил шепотом Персеваль, опасавшийся худшего.