«Не уподобляйся князю Ивану Бельскому. Не зарывайся в норы. Не задохнись, как он задохнулся от дыма в своём погребе. Если сложить голову судьба, то со славою сложи её. А лучше будет, если живым воротишься со славой и со щитом...»

В прошлом остались те размышления, когда он бездействовал в лесу под Окой — сейчас он выбирал, всё взвешивал.

«Да и не главным я буду на переправах. Опричники — как подмога. А слава всегда на голову старшего опускается». Истина неоспоримая. Это когда неладно что, тогда всегда находят виновного из второрядных. Сподручно ли на такое по доброй воле идти? Иное дело, набеги стремительные: выскочил из леса (а ему, Бельскому, какой резон впереди скакать?), посёк как можно больше растерявшихся и — снова в чащобу. Если погоня случится, в лесу сподручней с ней сразиться, а то и рассыпаться, коль силёнок не хватит для рукопашки. Тем более будут и сотники бывалые и тысяцкие не без головы. Они все сами знают, как поступать в тех или иных случаях.

Всё обдумал Богдан Бельский и уже вскоре сообщил о своём решении Хованскому:

— Я готов щипать.

— Вот и ладно. Даю тебе две тысячи под руку. С лучшими тысяцкими во главе. А моё слово тебе такое: без совета с ними — ни шагу. Не мни себя пупом земли. Ищи с ними дружеский язык, не осуждая за резкость и прямоту. Не с боязнью бы шли они к тебе, как к племяннику Малюты, но с открытой душой. Тогда и успех твой сам в твои руки поплывёт. А с ним — и слава.

Неоспоримая правильность в словах первого воеводы, но сам-то Хованский, похоже, не забывает, чей он, Бельский, племянник: тысяцких лучших отдаёт, да и рати не кот наплакал — целых две тысячи. С ними можно развернуться и показать себя.

Поговорили недолго — собрались уже приглашённые на совет. Их малое число. Хованский с Хворостининым, Бельский с двумя тысяцкими, ему подчинёнными. Чётко первый воевода определяет задачу Хворостинину — встречать одной тысячей засадами передовые дозоры ворогов, но в рубку не ввязываться. Побить сколько успеет и — в лес.

— Береги ратников своих. Они ох как нужны будут в свемной сече, — наказывает Хованский и добавляет: — Это касается всех. Клюнул побольнее — и отступил. Выжди нового момента, хорошо его подготовив.

Второй тысяче, похоже, самая сложная задача: сечь пушкарей турецких и по возможности портить сами стенобитные пушки. Кроме того, налетать на ту часть змеи ползучей, в которой едут нойоны, отобранные в правители русских городов.

— Чем меньше их останется, тем славней. Пусть могилы себе найдут, а не города им подъяремные! — В заключение спросил Хованский: — Всем ли всё ясно?

— Один только вопрос, — уточнил Хворостинин. — Где будет полк.

— Не гони вскачь. Как я могу не сказать об этом? — и обратился уже к Богдану Бельскому: — Тебе, воевода, и твоим тысяцким особый урок. Вам бить наотмашь. Злить и злить, вызывая погони. Особенно когда последние полки вражьи переправятся через Рожаю. Но не забывай о главном: встречая лазутчиков засадами, однако же ненароком вывести одну или две лазутных группы к полю перед Молодями. Пусть узрят, что там ладится гуляй-город. Когда подвезут гуляй и огневой наряд, я дам тебе, воевода, знать. Ясно?

— Да. Вполне.

— Теперь о самом полку. Из леса он выйдет только по приказу князя Воротынского. Я должен сохранить полк, чтобы привести его к гуляю. Вы действуете каждый самостоятельно. Без помочей ходите. На поддержку не рассчитывайте. И ни на миг не забывайте о тайности гуляй-города. Ни слова о нём ратникам. Даже сотники не должны о нём знать, пока не наступит нужное время.

Самостоятельность — и хорошо, и плохо. Если удача, то полностью твоя, а вот если просчёт, — виновных кроме тебя тоже никого нет. Козлом отпущения не прикроешься, как завесой. Прав поэтому Хованский: без совета с тысяцкими не делать ни шагу.

Подготовку первого щипка Богдан Бельский начал с разговора не только с тысяцкими, но и с сотниками. Общими усилиями определили, что удобнее всего устроить засаду в ёрнике, подступающем к дороге. Без рушниц. Без лишнего шума чтобы. Только с самострелами и с обычными луками. По полусотне ратников посадить в ёрниках справа и слева от дороги, а чтобы боковые дозоры не обнаружили засаду прежде времени, занимать место после того, как они минуют ёрники.

Мысль хорошая. Сотнику, её предложившему, Бельский поручил выбрать место для засады и устроить её. Остальным сотням этой тысячи обеспечить тайность засады, и если какой из боковых дозоров слишком углубится в лес, его перехватить и уничтожить бесшумно.

Удар наносить по отряду, замыкающему строй вражеской тысячи.

Вторая опричная тысяча — в резерве. В нужный момент, когда смешается в панике обстрелянный отряд крымцев, ему надо будет взять его в мечи и шестопёры.

Вроде бы всё по уму, но когда сотники покинули шатёр Бельского, тысяцкий, выделенный для резерва, посчитал нужным сказать своё слово.

— При сотниках я не стал возражать тебе, воевода, теперь — послушай меня. Из леса не выводи мою тысячу. Зачем зря в рукопашке терять людей? Их сохранить нужно для главного боя, прорежая ряды вражеские. Крымцев самих нужно заманивать в лес. Там им и карачун. Важно и другое: не выказывать свои силы татарам — пусть считают, как им хочется. А у страха, сам знаешь, глаза велики.

Подобное откровенное назидание задевает самолюбие, но верность совета заставляет уняться недовольству.

— Пожалуй, ты прав. Не станем без нужды втягиваться в рубку. Даже, считаю, в лесу. Болтами самострельными сечь, укрываясь в подлеске да под лапами елей, уподобясь боровым птицам.

— Вот это уже — слово мудрого воеводы. Но ещё хочу посоветовать. Перед ёрником, где засада укроется, триболы разбросать. Как можно гуще. Поворотят татары коней на ёрник, кони их враз обезножат. Вот и секи тогда кучу малу. Останется время и исчезнуть, свершив своё полной мерой.

Верно и это. Триболы — прекрасная штука. Вроде звёздочки с тремя острыми шильцами, и как ни кинь эту звёздочку, один шип обязательно вверх торчит. Непременно впивается он в копыто, если конь наступит на триболу. А тут по опешившему — болт. Куда как славно.

— Трибол даже в нашем обозе достаточно. Ещё можно в обозе посохи разжиться.

— Что же, так и поступим, — опять согласился Бельский и обратился к тысяцкому, сотням которого в засаде сидеть: — Пошли за триболами. К сроку чтоб доставлены были.

Двинулись опричные тысячи на быстроногих, уж застоявшихся, вороных конях по глухим лесным тропам, в обгон ползущего татарского войска. Быстро обогнали замыкающий тумен и нашли место для засады. И что порадовало: беспечно шли крымцы, не имея по лесу боковых дозоров. Это весьма облегчало скрытно действовать. Можно в ёрнике загодя устраиваться.

Вот прошла голова ногайского тумена. Вот ядро его — мимо. Последняя тысяча. Одна её сотня миновала, вторая, третья, четвёртая. Теперь — в самый раз.

Сигнал, по уговору, — выстрел из рушницы. Но чтобы не попусту дробь сыпать, а подарок сотнику преподнести.