Почему Иван Грозный похоронил очень важный для российского мореходства и вообще для страны проект, так и осталось загадкой.

Оборотистые купцы и промышленники всё же нашли лазейку, позволяющую нарушить запрет. Они проторили путь посуху до устья Колымы, оттуда, на построенных там морских судах плыли по известному уже веками пути. История оставила нам лишь некоторые имена промышленников: Ребров, Парфирьев, Полухин, Стадухин и самое громкое имя — Семён Дежнев. Ему даже приписывали и приписывают, что он впервые в истории поморов на шести судах достиг Анианова пролива, который позднее назвали Беринговым, а самую северо-восточную оконечность Русской земли — мысом Дежнева.

Какая насмешка над великой историей великого народа?!

Богдан Бельский не находил себе места: что творит главный воевода князь Михаил Воротынский? Какими силами встречает тумены Девлет-Гирея на переправах?! Слёзы, а не заслоны! Даже ни одной пушки. Лишь одни самострелы. Стрельцов хотя бы с рушницами выставил. По сотне бы на переправу. Так нет, большой огневой наряд и гуляй-город с воеводами Коркодиновым и Сугорским где-то в лесу упрятал. А пушек-то немало успели отлить. На него, Воротынского, работали Алатырь, Васильсурск, Серпухов, Тула, Вятка да и сама Москва. Все пушки на колёсах. Перевозить с одного на другое место куда как ладно, а они стоят без дела, в чащобе затаившись.

Одна поддержка на переправах ратникам — корабли. Они изрядно щиплют крымцев и ногайцев, топят паромы с турецкими пушками, но если бы ещё полки, которые стоят в бездействии по лесам, пустить в дело, подтянув к переправам, разве одолел бы такую силищу Девлет-Гирей?! Неужели князь-воевода не знает, как поступил Иван Великий на Угре? Встал на переправах и не пустил на свою землю хана Золотой Орды Ахмата. С тех пор Россия не платит татаро-монголам дань. Закончилось иго!

«Неужели князь Михаил Воротынский нацелился нынче вернуть хомут на шею России?!»

Чесались у Богдана Бельского руки. И если бы не Хованский был первым воеводой Опричного полка, а он, Бельский, поднял бы полк да выставил его в помощь Засадному полку. Ни один татарин не ступил бы на русский берег.

Молодо-зелено. Сколько вёл с собой хан Ахмат? С полсотни тысяч. Не более. У Ивана Третьего под рукой было не меньше, а то и больше. А сколько огневого наряда? Можно стоять лоб в лоб. К тому же Иван Васильевич Великий послал вниз по Волге речную рать громить аулы монгольские и ногайские, чем вынудил хана Ахмата бежать в Поле, ради спасения своей земли от разгрома. А сколько ведёт с собой Девлет-Гирей? Сто двадцать тысяч с великим огневым нарядом в придачу. Да и цель его иная: захватив Москву, сделать её столицей Великой Орды — более могущественной, чем была Золотая Орда. Не просто набег, подобный прошлогоднему, не просто грабёж или даже принуждение платить Крыму дань, а о полном захвате России речь идёт!

Для каждого русского города Девлет-Гирей везёт с собой наместников своих. Вот такая силища вражеская. Вот такой замысел.

А чем встречает Россия великое нашествие? Ратью меньше чем в шестьдесят тысяч. Не во главе с царём, судьба державы которого решается, а только со слугой ближним. В его ли власти повторить победу Ивана Великого, хотя теперь сделать это можно было бы гораздо проще, ибо Астрахань — российская. И пустить оттуда рать к Перекопу да по ногайским алачугам, ханы которых примкнули к крымцам, не потребовало бы огромных усилий.

Не вправе Воротынский и увеличить свою рать, собрав её из северных городов. Что царь дал, на том и успокойся. Вот и приходится воеводе хитрить, чтобы одолеть вдвое превосходящие силы. А хитрость, она только тогда хитрость, когда о ней знают лишь те, кому по чину положено знать.

В Опричном полку знал её полностью первый воевода князь Андрей Хованский и частично — второй воевода — Хворостинин. Оттого они вели себя спокойно, чем тоже удивляли Богдана Бельского. Он, даже не вытерпев, спросил Хованского:

— Что это мы прохлаждаемся? Прорвётся Девлетка к Москве, как в прошлом году, что тогда?

Не в бровь, а в глаз. Не ради ли того, чтобы отличиться в сече, он, Бельский, здесь? Не слишком-то ему хотелось ехать с полком под руку князя Михаила Воротынского, куда как спокойней под боком у царя Ивана Васильевича хоть в Кремле, хоть в Слободе. Тем более Иван Грозный, почитай, приблизил его к себе окончательно.

А получилось это, можно сказать, случайно, но очень удачно.

Государь после казней в Великом Новгороде направился в Псков, а Малюте Скуратову поручил допрос главных виновников новгородской измены, отвезя их в Александровскую слободу. Сперва царь не отпустил Богдана Бельского с Малютой, но тот всё же сумел немного погодя вызвать к себе племянника на помощь, дважды посылая гонцов к Ивану Грозному с мольбой, сообщал, что один не управляется и что князь Вяземский, оставленный им за главного в Слободе, не желает принимать участие в розыске.

Об отказе князя Вяземского пытать архиепископа Пимена Малюта Скуратов рассказал племяннику сразу же, как тот приехал, и посоветовал подумать о возможности повернуть отказ одного из главных соперников при царском троне в свою пользу. И Бельский придумал: пустил слух, который обитатели Слободы начали передавать друг другу под большим секретом и только шепотком, будто оттого не желает князь Вяземский докапываться до истины, что у самого рыло в пуху. Даже Малюта Скуратов удивился подобному пересуду, узнав о нём от своих соглядатаев. Не сам же пополз роковой для Афанасия Вяземского слух. Решив допытаться, откуда растут уши, вспомнил разговор с племянником о необходимости придержать Вяземского у трона, вот и спросил без обиняков:

— Про Вяземского глагол не твоих рук дело?

— А что? Опрометчивый шаг?

— Не сказал бы, — а поразмыслив, добавил: — Далеко пойдёшь, если по пути голову не своротишь.

Пару недель старались дядя с племянником в пыточных с великой удачей, добывая нужные им оговоры: более двух сотен думных бояр и дворян, приказных дьяков с подьячими оговорили под пытками новгородцы. Самое же важное — есть нужные показания на Вяземского, Басмановых, Висковатого, Туликова, Яковлева. Они в чести у Ивана Грозного, им, похоже, он доверял, хотя вряд ли царь доверял безоглядно даже самому себе.

Опросные листы Малюта Скуратов послал с Богданом Бельским в Кремль, где задержался Иван Грозный после возвращения из Пскова, наставляя племянника при этом:

— Особенно твёрдо стой, слышал, мол, сам от допрашиваемых, что почти все будто бы преданные тебе — свора злых псов, ласкающаяся к Владимиру Андреевичу. Его, мол, видят на троне Российском.

Получилось всё в лучшем виде. Иван Васильевич принял клевету за чистую монету (ему явно так было выгодно), хотел послать Бельского обратно в Слободу с ласковым словом к Малюте и с приказом поспешить тому в Москву, начал было уже давать наказ, но вдруг передумал:

— Нет. Пошлю другого. Ты мне здесь нужен.

Возликовал Бельский: похоже, окончательно приблизит царь его к себе. И не ошибся. Через несколько дней он получил такое поручение, какие прежде царь давал только Малюте.