Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не беспокойтесь о деньгах, — сказал Шапиро. — Я оплачу вызов.
Хьюдж недоверчиво посмотрел на адвоката:
— Оплатите?
— Да. Хотите, чтобы я написал гарантийную записку? Или поверите мне на слово?
— Хорошо, мистер Шапиро, я верю вам на слово. — Подойдя к телефону, Хьюдж набрал номер. — Кто это, Портер? А, это ты, Тони… Слушай, пришли следственную группу на Восемьдесят четвертую… Да… Да… Ничего, трех человек как раз хватит… Да, я там… Хорошо, я жду.
Следственная группа из трех человек, которая вскоре появилась в квартире, сразу взялась за дело. Фотограф, коротко переговорив с Хьюджем, сделал несколько снимков стены с двумя дырами и местом, помеченным крестиком, после чего техник достал из чемоданчика инструменты и начал вскрывать стену. Трасолог стоял рядом, дожидаясь, когда он закончит работу.
Удалив примерно сантиметр верхнего слоя, техник сказал:
— Это место кто-то заделал. Здесь не штукатурка, а замазка типа «граунд».
— Подожди, я щелкну, — сказал фотограф. Подождав, пока фотограф сделает снимки, техник продолжил проходку, но уже осторожнее. Отложив молоточек и зубило, он взял щипцы и инструмент, напоминающий скребок зубного врача, и начал осторожно соскабливать замазку, удаляя ее по миллиметру. Затем обрезал скальпелем и ножницами часть теплоизоляции. Техник работал напряженно, от усердия он даже высунул язык. Наконец сказал:
— Есть. — Сняв инструментом последние крошки, взял кисточку, смахнул кирпичную пудру с тускло блеснувшего шарика. — Металл. Причем свинец.
Пригнувшись и изучив неровный металлический кружок, Хьюдж подтвердил:
— Да, это свинец. Вообще, это пуля.
— Все, — сказал техник. — Я свое дело сделал. Хью, Барни, теперь ваша очередь.
— Ага. — Трасолог, которого техник назвал Хью, замерил положение пули, после чего, взяв щипцы, осторожно вынул ее из стены.
Фотограф во время этого процесса непрерывно щелкал затвором.
Опустив пулю в пластиковый пакетик, трасолог посмотрел на Хьюджа:
— Лейтенант, что теперь?
— Возвращаемся в отдел. Всего доброго, джентльмены, надеюсь, каждого из вас я еще увижу.
— Безусловно, — сказал Шапиро. — Лейтенант, счет за вызов группы пришлите в мою контору. Да, и знаете, возможно, мне удастся разыскать мисс Гжибовски. Если это случится, мы с ней к вам подойдем, чтобы выяснить наши отношения. Думаю, это случится довольно скоро, может, даже сегодня. Но скорее завтра.
— Очень интересное заявление, — буркнул Хьюдж. — Надеюсь, вы понимаете, чем скорее вы с ней к нам явитесь, тем будет лучше?
— Лейтенант, я это прекрасно понимаю. Да, кстати, мистер Молчанов хотел бы посмотреть полицейские альбомы.
— Полицейские альбомы?
— Да. Мы с ним подозреваем одного человека, который мог выпустить эту пулю. Надеюсь, мистер Молчанов может к вам подъехать?
— Конечно.
Выйдя из своего подъезда, Виктор Николаевич Милехин, больше известный в своем кругу как Милок, огляделся. Дом, в котором он жил, был элитным, подъезд выходил в большой и хорошо ухоженный двор. Прищурившись под лучами мягкого мартовского солнца, Милок достал сигареты, щелкнул зажигалкой, прикурил и с наслаждением затянулся.
Черного «мерседеса», который подъезжал за ним каждое утро, еще не было, но он вышел раньше обычного и знал: машина подъедет точно в срок. Настроение у него было отличным, и дело было не только в весенней погоде и в завтраке, которым его только что накормила любимая молодая жена. Настроение было хорошим, потому что он знал: все, что делал последнее время, он делал правильно.
Милок был одним из приближенных пахана дорогомиловской группировки Лузгаева, или Лузги, и пост директора гостиницы «Золотой амулет», который он занимал, доказывал: в этой группировке он человек далеко не последний. «Золотой амулет» с несколькими ресторанами считался одной из лучших московских гостиниц и был не только «Золотым амулетом», но и настоящим золотым дном; получить это золотое дно в свое распоряжение мог лишь тот, кто пользовался у Лузги доверием.
Увидев наконец «мерседес», Милок бросил сигарету в лежащий у тротуара снег, подождал, пока машина подъедет, и сел рядом с водителем.
Мощный молодой парень по кличке Седой, сидящий за рулем, был одновременно и телохранителем; после того как Милок захлопнул дверь, он спросил:
— Куда сейчас, Виктор Николаевич? В «Амулет»?
— Да, туда, а потом посмотрим.
Седой вывел «мерседес» сначала в переулок, а затем на Кутузовский проспект и направил его к центру города.
Седой был отличным водителем и всегда вел машину ровно, поэтому, когда на одном из отрезков между светофорами скорость сбавилась, Милок спросил:
— Что это ты?
— Виктор Николаевич, сзади мусора.
— Мусора… — Посмотрев в зеркало, Милок увидел идущий за ними милицейский «бьюик». — Мусора, ну и что?
— Они мигают и хотят, чтобы мы тормознули.
— Разве они мигают? — Снова посмотрев в зеркало, Милок увидел: фары «бьюика» несколько раз мигнули. — Да, мигают. Ладно, х…й с ними, тормозни, узнаем, что им надо.
Подав вправо, Седой мягко притормозил у тротуара.
Милиции Милок не боялся, поэтому появление патрульной машины его ничуть не обеспокоило. Посмотрев в зеркало, он увидел, как вышедший из «бьюика» человек в милицейской форме двинулся в их сторону.
Почти тут же слева затормозила черная «Волга», встав так, чтобы «мерседес» не смог двинуться дальше. Вот это ему уже не понравилось, как и Седому, который сказал негромко:
— Суки, что делают. Вот бл…ди.
— Опусти стекло, спроси, что им надо, — приказал Милок.
Седой опустил стекло. Подойдя к окну, майор милиции пригнулся:
— Майор УБДД Васильев. Попрошу ваши права и документы на машину.
— А что вообще случилось, товарищ майор? — спросил Милок. — Мы здесь ездим каждый день, вы должны нас знать. Мы вроде ничего не нарушили.
Делая вид, что он не слышит, майор повторил:
— Водитель, попрошу ваши документы. Седой покосился, и Милок сказал:
— Дай, раз просят.
Седой достал документы и протянул майору. Взяв их, майор посмотрел на Милка:
— Попрошу ваши документы.
— Мои-то документы зачем? Это вообще какой-то беспредел. Я что-то нарушил?
— Пока нет, но я должен посмотреть ваши документы для удостоверения личности.
— Майор, зачем вам мои документы, меня и так все знают. Я Милехин, директор гостиницы «Золотой амулет».
— Простите, а по имени-отчеству?