При всем опыте и активности бундовских агитаторов за пределами армии свидетельства их агитационной работы среди солдат чрезвычайно скудны. Мы не находим бундовцев среди организаторов важнейших военных выступлений 1905–1907 гг. Классовый подход сузил масштаб бундовской пропаганды и снизил ее эффективность. Бундовская агитация против социального гнета никак не способствовала смягчению конфликта между солдатом крестьянского происхождения и еврейским мелким торговцем. И хотя впоследствии две главные революционнее партии, СР и СД, заимствовали и методы работы Бунда в армии, и поставили себе на службу сеть бундовских солдатских агитаторов, совершенно очевидно, что своей узколобой социалистической пропагандой, начисто лишенной национального содержания, Бунд косвенно провоцировал погромные настроения среди солдат.

Второй важнейшей политической группой, агитирующей среди солдат, были социалисты-революционеры (СР), опиравшиеся в своей программе на крестьянский бунт и индивидуальный террор. В целом и до революции, и после СР рассматривали армию как крестьянский анклав и, призывая к бунту, взывали прежде всего к особой крестьянской ментальности солдата. В 1901 г. различные группы СР выразили желание объединить усилия, а первый свой учредительный съезд партия провела в 1905 г., однако непосредственную работу в войсках СР начали гораздо раньше — вероятно, уже в 1900 г., когда минская группа СР раздобыла у бундовцев свой первый печатный станок. Эта группа, именующая себя Рабочей партией политического освобождения России, среди восьми важнейших пунктов своей деятельности в мирное время четвертым пунктом — вслед за агитацией в среде интеллигенции и пролетариата — ставила ведение пропаганды в войсках. И этот пункт не был пустой фразой — в самой первой программе объединенных групп СР 1901 г. работа в войсках приобрела очертания продуманной концепции: «…ввиду важной роли войск при учащающихся случаях стачек и аграрных бунтов мы, в числе прочих приемов подготовления революции, стоим за почти забытую теперь пропаганду и агитацию в армии, даже лучшие элементы которой, как мы могли убедиться в последнее время, оставлены в стороне современными пропагандистами».

На первый взгляд, работа в армии лежала в стороне от непосредственных интересов СР, тем не менее она была логическим следствием их партийной политики. СР отдавали себе отчет в том, что крестьянство еще не созрело для массовых выступлений, и потому работу в пролетарской среде следовало рассматривать как временную, но необходимую меру. Таким образом, призывы новобранцев из крупных городов затрагивали интересы СР. Кроме того, поскольку среди солдат пехотных полков крестьяне составляли подавляющее большинство, это обстоятельство также требовало включить войска в объект пропаганды СР. Позже, в разгар революции, СР предложили собирать в каждой волости комитеты сознательных крестьян, чтобы они оказывали воздействие на своих сыновей и братьев, служащих в войсках, «посылкой писем и наказов». Наконец, СР уделяли особое внимание регионам и социальным группам, находящимся в особо угнетенном положении и готовым к социальному взрыву. Среди таких групп СР называли сектантские поселения, местности, охваченные крестьянскими волнениями, голодающие губернии и пр. В целом для крестьянской солдатской массы рядовые из евреев были первыми и безусловными единомышленниками в деле революционной пропаганды. Если в полку нужно было найти помощника по распространению прокламаций, первый, к кому обращались, был еврейский солдат. Парадоксально, но черносотенная пропаганда, обвинявшая евреев в разложении армии, потрудилась для этого не меньше, чем Бунд.

Накануне мобилизации 1904 г. новобранцы, которым предстояла отправка в Маньчжурию защищать мало кому понятные имперские интересы, оказались в числе тех самых социальных групп, на которые была обращена пропаганда СР. К этому времени, как докладывали СР в 1904 г. социалистическому конгрессу в Амстердаме, комитеты СР функционировали в 26 городах России, включающих Вильну, Курск, Нижний Новгород, Минск, Севастополь. Циркуляр СР, разосланный всем комитетам партии в декабре 1904 г., отмечал, что война создала особо благоприятные условия для борьбы с режимом. Поэтому «комитетам следует быть осведомленными о том, когда в их местностях или смежных с ними предполагается мобилизация, и заранее готовиться к таковой стягиванием к себе агитаторов и заготовлением в достаточном количестве предназначенной для таких случаев литературы, когда же соберутся сами призывные и в них проявится крайняя степень недовольства в форме буйства, надо пытаться направить волнующуюся толпу на воинские присутствия… и вообще превращать такие волнения из стихийного буйства в сознательный отказ от следования на Дальний Восток».

Таким образом, «внесение оппозиционной и революционной заразы в войско» (по формулировке Чернова, одного из партийных руководителей) в течение пяти лет, предшествовавших первой русской революции, стояло на повестке дня СР как один из важных, но не первостепенно важных пунктов программы. 1905 год заставил СР пересмотреть свои приоритеты. Результаты солдатских выступлений в Кронштадте и Свеаборге, подготовленных СР, оказались настолько важными для дальнейшей судьбы революции, что на Первом съезде СР комиссия ЦК съезда поставила «агитационную и организационную работу среди войск» перед святая святых СР — террористической деятельностью. А на Втором экстренном съезде СР 1907 г. один из участников съезда прямо заявил, что главные движущие силы революции — это железнодорожная стачка, переносящая революцию в деревню, и, разумеется, революционное движение в войсках. Готовясь к отчету о своей деятельности на Штуттгартском социалистическом конгрессе и подводя итоги своей деятельности во время революции, СР с гордостью отмечали ощутимые результаты своей работы среди войск: «Многочисленные военные организации, союзы офицеров, созданные нашей партией, литература и периодическая нелегальная пресса для пропаганды среди военных — все это свидетельствует, что наша партия глубоко интересуется этим вопросом и может сказать свое слово в этом вопросе на международном съезде».

Повторяя основные тактические приемы Бунда, СР также уделяли важное место пропаганде среди тех, кто оказался в призывных списках, но еще не попал в жесткие рамки казарменного быта. Если полиция заводила дела на новобранцев, замешанных в пропагандистской деятельности, следствие порой настигало их уже в армии. Так, в июле 1903 г. Меиру-Ицхаку Пилиповскому, рядовому 188-го резервного Красноставского полка, предъявили обвинение в государственном преступлении за хранение прокламаций противоправительственного содержания. Оказалось, что за год до этого, 7 ноября 1902 г., в г. Бердичеве городовой задержал некоего Хаима Бараца. По дороге в участок Барац выбросил хранившиеся у него бумаги — три экземпляра листовки екатеринославского комитета партии СР «К рекрутам-новобранцам», где рассказывалось о тяжелом положении отбывающих воинскую повинность. После допроса Бараца был произведен обыск у Пилиповского, в чьем доме Барац гостил накануне. У Пилиповского были найдены прокламации Бунда на еврейском языке «К еврейским рабочим рекрутам». Следствие предложило рядового Пилиповского после дознания отослать в дальний округ под бдительный надзор (в общем, достаточно мягкое наказание), однако резолюция Николая II, полученная статс-секретарем Муравьевым, налагала менее жесткое наказание: подвергнуть дисциплинарному взысканию.