— Как поживает ваш брат?

Инспектор просиял от гордости.

— Он большой человек в директорате. Это он устроил меня в центр помощи.

Оланна тотчас же подумала, не поможет ли он ей достать яичный порошок. Но вслух спросила:

— Как ваша матушка, здорова?

— Здорова. Живет в Орлу, у брата. Она сильно хворала, когда моя старшая сестра не вернулась из Зарии. Мы все думали, эти дикие звери сделали с ней то же, что и с остальными, но сестра вернулась — друзья-хауса ей помогли, — и мама поправилась. То-то обрадуется она, когда я расскажу, что видел вас!

Он замолчал, глянул в сторону — возле одного из столов сцепились две девчонки, одна кричала: «Я говорю — рыба моя!» — а другая: «Тогда нам обеим не жить!»

Инспектор вновь обратился к Оланне:

— Схожу посмотрю, что там стряслось. А вы подождите у ворот. Я к вам пришлю кого-нибудь с яичным порошком.

— Спасибо. — Оланна обрадовалась, что он предложил, и все же было неловко. У ворот она притаилась в укромном уголке, чувствуя себя воровкой.

— Я от Окоромаду, — сказала ей в ухо молодая женщина, и Оланна подскочила на месте. Сунув ей в руку пакет, женщина повернула в глубь двора.

— Передайте от меня спасибо!

Если женщина и услышала, то виду не подала. Пакет приятно оттягивал руку, пока Оланна дожидалась миссис Муокелу. Дома Малышка съела все, оставив на тарелке только жир, и Оланна диву давалась, как не противен ребенку пластмассовый вкус сухого желтка.

Когда Оланна снова пришла в центр помощи, Окоромаду у ворот разговаривал с людьми. Некоторые из женщин держали под мышками свернутые циновки; они провели ночь у школы.

— Сегодня ничего нет. Грузовик, который вез нам продукты из Авомамы, ограбили по дороге, — говорил Окоромаду. Таким сдержанным тоном политические деятели обращаются к своим сторонникам. Окоромаду знал, что от него зависит жизнь людей, и явно наслаждался властью. — У нас вооруженная охрана, но грабят нас солдаты. Перекрывают дороги и обчищают грузовики, даже бьют водителей. Приходите в понедельник — может быть, мы откроемся.

К Окоромаду подскочила женщина и сунула ему в руки младенца:

— Тогда забирайте моего сына! Кормите, пока не откроетесь! — И двинулась прочь.

— Вернись, женщина! — Окоромаду держал ребенка на вытянутых руках, подальше от себя. Малыш был худенький, кожа да кости, и вопил во все горло.

Остальные женщины накинулись на мать: «Родное дитя бросаешь? Побойся Бога!» — но не кто-нибудь, а миссис Муокелу подбежала к Окоромаду, забрала малыша и отдала матери.

— Берите ребенка, — сказала она. — Он не виноват, что продуктов сегодня нет.

Толпа разошлась. Оланна и миссис Муокелу тоже медленно пошли прочь.

— Неизвестно, вправду ли солдаты ограбили грузовик, — говорила миссис Муокелу. — Откуда нам знать, сколько эти самые инспекторы припрятали? Соли здесь никогда не дают — вся идет на продажу.

Вспомнив, как миссис Муокелу вернула матери младенца, Оланна сказала:

— Вы мне напоминаете мою сестру.

— Чем?

— Она очень сильная. Ничего не боится.

— На фотографии, что вы мне показывали, она курит. Как проститутка.

Оланна, застыв на месте, уставилась на миссис Муокелу.

— Я не говорю, что она проститутка. Я просто хочу сказать, что курить нехорошо, потому что курят проститутки.

Оланне показалось, что щетина на подбородке и руках у миссис Муокелу злобно топорщится. Оланна молча прибавила шагу, обогнала миссис Муокелу и даже не простилась с ней у поворота на свою улицу. Малышка ждала ее на крыльце рядом с Угву.

— Мама Ола!

Оланна обняла девочку, пригладила ей волосы. Малышка держала ее за руку, заглядывала в глаза.

— Ты принесла желток, мама Ола?

— Нет, детка. Но скоро принесу, — пообещала Оланна.

— Здравствуйте, мэм. Ничего нет? — спросил Угву.

— Не видишь разве, корзина пустая? — огрызнулась Оланна. — Ты что, ослеп?

В понедельник Оланна отправилась в центр помощи одна. Миссис Муокелу не зашла за ней с утра, не увидела ее Оланна и среди толпы. Ворота оказались на замке, во дворе — ни души, и Оланна прождала час, пока люди не начали расходиться. Во вторник ворота были заперты. В среду на них повесили новый замок. Только в субботу ворота открылись, и Оланна сама удивилась, до чего легко она влилась в толпу, как проворно переходила из очереди в очередь, увертывалась от свистевших в воздухе палок охраны, толкалась в ответ на тычки. Оланна собиралась домой с мешочками кукурузной муки, сухого желтка и двумя вялеными рыбинами, когда появился Окоромаду.

Он помахал ей и окликнул:

— Nwanyi оmа! Красавица!

Окоромаду до сих пор не знал ее имени. Он подошел, положил ей в корзину банку говяжьей солонины и убежал, будто и не сделал ничего. При виде длинной красной жестянки Оланна чуть не рассмеялась от нечаянной радости. Она достала банку, оглядела со всех сторон, провела рукой по прохладному металлу, а когда подняла взгляд, на нее в упор смотрел контуженный солдат. Оланна спрятала жестянку в корзину, прикрыла сверху сумкой, довольная, что миссис Муокелу нет рядом и не надо с ней делиться. Дома она попросит Угву приготовить мясное рагу, но часть мяса прибережет на бутерброды, и они с Оденигбо и Малышкой устроят настоящее чаепитие по-английски.

Контуженный солдат вышел следом за ней из ворот. На пыльной дороге, что вела к шоссе, Оланна ускорила шаг, но ее обступили сразу пятеро таких же, все в изодранной военной форме. Все тыкали пальцами в ее корзину, бормотали что-то бессвязное, Оланна разбирала лишь отдельные слова: «Женщина!», «Сестрица!», «Дай!» «Мы умирать голодный смерть!»

Оланна крепче сжала корзину. Еще чуть-чуть — и она разревелась бы от страха и бессилия.

— Прочь отсюда! А ну убирайтесь!

Не ожидав такого отпора, солдаты на миг притихли, но тут же двинулись на нее все разом, точно ведомые внутренним голосом. Они подступали все ближе. Они были способны на все, что-то преступное, беззаконное чувствовалось в них и их оглушенных взрывами мозгах. Страх пополам с яростью придал Оланне сил, она представила, как бросается на них, душит, убивает. Говяжью солонину она никому не отдаст. Никому. Она отступила на пару шагов. И вдруг — все произошло так быстро, что Оланна не сразу поняла, что случилось, — солдат в синем берете рванул у нее из руки корзину, выхватил банку мяса и бросился наутек. Остальные за ним. Лишь один застыл на месте, разинув рот глядя на Оланну, но вскоре тоже пустился бежать, но не вдогонку за всеми, а в противоположную сторону. Корзина осталась на земле. Оланна зарыдала беззвучно, в бессильном отчаянии. Говяжья солонина и не принадлежала ей по праву. Она подняла корзину, стряхнула песок с мешочка кукурузной муки и поплелась домой.