это я додумала уже позже — когда оставалось только молиться, чтобы убегающего принца никто не заметил.

…Увы, Зарема сжала артефакт не глядя — и вместо личного вызова мне получилась общая тревога. Так что одновременно со мной в прихожую с разных сторон ворвались и Айсылу с Азатом, и Тария. И все мы ничего не могли сделать, пока наших подруг удерживали с клинками у горла — так что только замерли в проемах галерей, в ужасе глядя на эту сцену. Жезл в руках визиря, да и нужную панель заслоняет один из стражников. Да, в холле есть и другие защитные артефакты, и немало, да и при себе у меня много чего найдется — но ни один из них невозможно использовать так, чтобы не пострадали Лейсан и Зарема.

Тария, ни слова не говоря, присела рядом с послом и осторожно убрала уже промокший камзол, чтобы осмотреть рану Рами.

— Вот и хорошо, — окинув нас взглядом, как-то даже ласково улыбнулся визирь.

…Следующие полчаса почти не отложились в моей памяти. Нас всех, кроме двух заложниц, заставили сбиться в кучку. Тарии позволили в сопровождении одного из стражников сходить в свой кабинет за перевязочными материалами и мазью для Рами. Она единственная была занята все время. Остальные просто ждали своей участи. А когда она возвращалась, следовавший за ней стражник втолкнул в холл Сафиру.

Ле Раден, пожалуй, вполне мог уйти — чтобы потом сказать, что просто приехал отдохнуть в столь знаменитую в Зенаиле долину,  а зашел сюда случайно. Увидел знакомый дворец и решил нанести визит вежливости. Пожалуй, это было бы самым лучшим, что он мог сделать. Однако вербинский посол упорно пытался что-то доказывать.

— Вы не можете заковать их в рабские браслеты! В конце концов, это свободные женщины из почтенной семьи!

— Надолго ли? — пожимал плечами визирь, которого, кажется, забавляла горячность “дорогого друга”.

Посол слегка побледнел, осознав, что имеет в виду ай-Джариф. Действительно, если нас обвинят в чем-то серьезном, то, скорее всего, нас ждет именно рабство.

Браслеты на нас действительно надели. На всех обитателей дома Мируз — женщин, мужчин, невольников и благородных эрти. Кажется, мы сильно рассердили визиря.

— Хорошо, — ай-Джариф прищурился и бросил, — сидеть!

И я, где стояла, резко согнулась и села на пол, а визирь удовлетворенно кивнул, убедившись, что наручники работают как надо.

Ощущение оказалось кошмарным. Как будто тело вообще не принадлежит мне больше — оно действует само по себе. Я попросту заперта в нем. Если бы я только знала, насколько это жутко, ни за что не стала бы когда-то надевать эту мерзость на своих невольников!

— Вы пятеро, — визирь обернулся к стражникам, — пройдитесь по дворцу — проверьте, не осталось ли здесь кого.

Вернулся стражник как-то очень быстро  — и только один. Причем на голове у него с комфортом устроился наш беглый мини-коврик, экспериментальная модель размером с носовой платок. Коврик помахивал кисточками, однако стражник, похоже, этого не замечал.

— Уже все проверили? — ай-Джариф изумленно приподнял брови. — Или кого-то нашли?

— Не извольте гневаться, господин визирь! — стражник поклонился, переминаясь с ноги на ногу. — Нашли, значит, мужчину в каком-то чулане. Спящего.

— И где он? — нетерпеливо нахмурился господин визирь.

— Спит! Хама, изволите ли, значит, зашел в тот чулан, чтоб, значит, разбудить да вытащить, и того.

— Кого?! — похоже, ай-Джариф уже терял терпение.

— Заснул, значит. Как стоял — так и заснул. Ну мы его, значит, Хаму-то за ноги вытащили, а того мужика, значит, никак.

Визирь тихонько зарычал.

— Ну и где теперь этот твой Хама? Или вы еще кого спящего нашли?!

— Не нашли, господин визирь! А Хама, он того. Прилип.

— К чему?!

— Так к полу прилип, значит. В комнату, значит, заглянул, и того. Прилип. Вот. А Рафика, стало быть, прищемило.

— Чем?!

— Так это… дверью. Он, значит, туда, а тут она — хлоп! И все. Закрылась, стало быть. А он-то поторопился, Рафик-то, сунулся — и прищемило.

Стражник ковырнул пол носком остроносой туфли и попытался почесать макушку, однако, нащупав коврик, озадачился, попытался сцапать его, но тот уже вспорхнул, возмущенно встопорщив кисточки.

— И что? Он что, не может выбраться, серьезно?

— Так это… сильно, стало быть, прищемило. Не может, никак, значит…

— Идиоты… — визирь уже схватился за голову. — Где остальные?

— Дык… Ильнар, стало быть, увяз. Пол, значит, зыбучий оказался! По пояс, значит, увяз, и того. Ни туда, значит, ни сюда. А Баград бежит.

Несмотря на всю серьезность ситуации, я вдруг поняла, что мне стало смешно. Однако первым не выдержал и прыснул, как ни странно, Рами, который до сих пор только тихо постанывал сквозь зубы. А следом захихикали уже и все прочие обитатели нашего дома. Визирь, едва оглянувшись на нас, скрипнул зубами.

— Куда бежит?! — процедил он сквозь зубы.

— Дык это… с лестницы бежит. Он, понимаете ли, наверх пошел проверять. Так, значит, до середины лестницы дошел, а потом — все.

— Что — все?!

— Ну так это… поехала, лестница-то. Вниз поехала. Он, значит, вверх, а она — вниз. И выходит, стало быть, он поднимается-поднимается, а будто бы и на месте стоит. Ну Баград плюнул, решил обратно идти. Повернулся и вниз пошел. А она, паскуда, вверх! Лестница-то. Он вниз, а она вверх. Он, значит, сначала шел-шел. Потом бежать стал. Бежит и бежит. А вниз никак не прибежит. Он быстрее и она быстрее. Так вот, стало быть, и бежит.

— А ты, выходит, добежал? — совсем тихо, но так, что продирали мурашки, спросил визирь.

— Дык я это… меня ж вытолкали! Я как один остался, в одну комнату сунулся только. А меня оттуда развернуло — и под зад пнуло! Что-то. Я и того, стало быть. Пошел. Оно знаете, господин визирь, как оно. Когда под зад-то какое-то что-то, оно сразу ж дело ясное-то. Не надо туда, стало быть, ходить.

— Ясно, — визирь обернулся ко мне. Пожалуй, я впервые убедилась, что выражение “глаза побелели от ярости” — вовсе не фигуральное. — Ваша защита отключается действием или голосом?

Ах, какой все же Ирмаин молодец! Вряд ли он предполагал, что на кого-то из его семьи наденут рабские наручники, но активацию предусмотрел самую правильную.

— Голосом, — мстительно ответила я и тихонько засмеялась.

Браслеты подчинения могут заставить меня делать что угодно. Но они не заставляют говорить! Так что отменить защиту они меня не вынудят.

—