Эскадрильи «Ил-10» обрушивали всю мощь русского оружия на носителей «коричневой чумы» – крыльевых пушек «ВЯ-23», 20-мм пушки «УБ-20» у стрелка, а также ПТАБов, ФАБов и ракет «РБС-132».

– Вижу цель! – сказал Ерохин.

Слева отражала небо Рона, справа холмились лесистые предгорья, чья зелень часто бывала расчесанной, будто это тянулись виноградники. Монтелимар и замок были хорошо видны в лучезарном воздухе юга, а перед городишкой тянулись рытые укрепления, в которых прятались серые коробочки немецких танков.

«Дядя Миша» усмехнулся. Если эти, там, внизу, считали себя счастливчиками, избежавшими ужасов Восточного фронта, то ужасы пришли к ним сами.

– Набрать высоту. «Маленькие», прикройте!

– Не боись, «Дядь Миш», – ответил странно знакомый голос, – прикроем!

– Товарищ генерал… – растерянно проговорил Ерохин. – И вы здесь?

– Ну так уж вышло! Я – «Москаль». Группа, внимание! Прикрываем «горбатых»!

Десяток плотно сбитых «По-7» прошелся выше «Илов». Михаил, ругая себя, скомандовал:

– На боевом курсе! Приготовиться к атаке!

Штурмовики стали водить зловещий хоровод почти над окраиной Монтелимара.

– Атакуем!

– Помножьте их на ноль, «горбатые»!

– Есть помножить, тащ генерал!

«Илы» прошлись по целям, сбрасывая ПТАБы, прожигавшие броню, и пуская «эрэсы». РБСу, чтобы взорвать танк, требовалось прямое попадание, что случалось нечасто, зато по площадям они били знатно – вон, угодив по позиции немецкой ПТО, «эрбээски» рвали на части артиллеристов и курочили орудия. Любо-дорого.

– Второй заход! Ориентир – часовня на холме!

Штурмовики развернулись. Ерохин повел свой «Ил» в пологом пике. Прямо перед часовней суетились немцы, окапываясь, задирая дула пулеметов. «Дядя Миша» вжал гашетки, и две пушки «завякали», пуская дрожь по корпусу. Желтые злые фонтанчики отметили попадания, а потом очередь прошла не поперек, а вдоль траншеи, расчленяя рядовых и офицеров Вермахта. Так вам и надо!

– «Дядя Миша»! К северу подходит немецкая колонна с подкреплением – «Опели» и «Ганомаги». Вы начинайте, а мы пособим.

– Есть! За мной!

«Ильюшины» пролетели на бреющем, распугивая жителей Монтелимара, и скоро оказались за северной околицей. Колонна пылила по шоссе, хотя отдельные броневики уже сворачивали на обочину, изготовясь к обороне – углядели самолеты с красными звездами на крыльях.

– Атакуем!

Пушки и сэкономленные «эрэсы» язвили голову колонны, а «По-7» в это время заходили немцам в хвост, долбя из орудий, разваливая и зажигая машины. Ерохин поднялся повыше, чтобы полюбоваться разгромом. Колонна горела, а солдатня, что разбегалась в стороны, «задерживалась» огнем штурмовиков и истребителей – вон сколько их сброшено с «доски», глупых «пешек» в фельдграу, возомнивших себя «ферзями».

– Я – «Москаль». Группа, внимание. Уходим. «Дядя Миша», ты как? Остаешься?

– Не-е, товарищ генерал! Я с вами!

7 августа советские войска вошли в Лион, полностью покончив с вишистскими холуями немцев вроде французской дивизии СС «Шарлемань». 3-я, 4-я армии РККА и вновь образованная 10-я армия соединились с семью дивизиями Шарля де Голля в Дижоне.

Черчилль с Рузвельтом извелись просто, наблюдая за «триумфальным шествием Советской власти» по Западной Европе.

Из Вашингтона и Лондона в Москву потоком шли инициативы – надо, дескать, собраться «большой тройкой» и все как следует обсудить, разобраться, чем еще поддержать борьбу советского народа с фашизмом, кроме поставок по ленд-лизу.

Сталин деликатно поинтересовался, где же были американцы с англичанами в 1941-м и 1942-м, когда помощь Советскому Союзу была ох как нужна? Но все же Иосиф Виссарионович согласился обсудить дела текущие и грядущие на конференции.

Собраться предлагалось в Каире, Стамбуле или Багдаде, но выбор свой лидеры «объединенных наций» остановили на Тегеране.

В конце лета[51]советский вождь выехал на своем литерном поезде № 501 через Сталинград и Баку. Затем пассажирский «Ту-12» доставил Сталина, Молотова и Ворошилова в столицу Ирана.

Затеянные союзниками дебаты шли долго и сложно, пока Сталин не потерял терпение, предложив Молотову покинуть эту «бесполезную говорильню». И дело сразу пошло.

«Большая тройка» договорилась, что США и Англия высадят наконец войска в Нормандии. И что после разгрома Германии СССР объявит войну Японии.

По вопросу о включении Прибалтики в состав Советского Союза Сталин был тверд – СССР вернул бывшие российские губернии, отторгнутые сепаратистами и националистами в трудную для страны годину. Точка. Более того, Советский Союз намерен оставить за собой территорию Финляндии.

Буквально на следующий день после окончания Тегеранской конференции 3-я, 4-я, 10-я армии РККА и 1-я французская армия вышли к границам Рейха.

18 августа на севере Италии, в Альпах, выдалось пасмурным. Нависла сплошная облачность, нижняя граница которой едва достигала пятисот метров. Полеты были прекращены, и сам бог велел отметить День авиации.

Сразу после ужина пилоты 122-го гвардейского ИАП, свободные от дежурств и работ, собрались у КП. Туда же вынесли стол, накрыли его кумачом, поставили несколько лавок. Появился Жилин со свитой, и комполка подал команду:

– Внимание! По-о-олк, поэскадрильно в четыре шеренги ста-а-ановись!

Пилоты заняли места в строю, выровнялись.

– Под знамя! Сми-и-ирно! Знамя вынести!

Из двери землянки показалось алое полотнище, потом и сам знаменосец – Сергей Маркелов с двумя ассистентами из техников. Строевым шагом они прошли по густой траве и замерли на правом фланге.

– Знамя! На середину!

Жилин встал рядом со знаменем и обратился к строю:

– Товарищи! Мои боевые друзья! Сегодня наш праздник. До войны мы отмечали его с радостью, теперь нам хватает и горечи – нам не забыть погибших товарищей и оскверненной родной земли. Но мы не прощаем обид, мы мстим врагу, посягнувшему на жизнь, честь и свободу советского народа! Смерть немецко-фашистским захватчикам!

Алхимов оглядел строй и приказал:

– Капитан Койпыш! Зачитайте приказ.

Помначштаба вышел на середину и открыл красную папку.

– «Товарищи рядовые и офицеры! Поздравляю вас с всенародным праздником – Днем авиации… За успехи на фронте… объявляю благодарность капитану Макаренко… Аганину… Носову… Диговцеву…»

После торжественной церемонии Алхимов повернулся к Жилину:

– Все нормально, командир. Получилось. Только, эх, черт, забыл дать команду, чтобы все переоделись в форму. Чего ее сундучить?