– Нет, – вынуждена была признать я, едва сдерживая слезы.

– И ты все, не раздумывая, разрушила.

– Я бы принесла ему страдания…

– Честно говоря, он не похож на обиженного ребенка. А ты даже не поинтересовалась его мнением. И это, по-моему, хуже всего: ты лишила его права выбора. Если ты могла выбирать между своей работой и им, то и он имел право решать, согласен ли поддерживать тебя.

Я не думала, что мне может быть еще хуже, чем в последние несколько дней, однако только что Бертран окончательно добил меня. Я упустила свою жизнь, я все испортила – эта мысль привела меня в ужас. Сегодня уже ничего не исправишь. Слишком поздно.

– Предупреждаю тебя, Яэль, мы говорим на эту тему в первый и последний раз, – продолжил он, не давая мне переварить услышанное. – Не мне объяснять тебе, как ты должна поступить. Но ты обязана так или иначе исправить ситуацию.

Он встал и надел пиджак.

– Хорошего Рождества!

Проходя мимо меня, он положил ладонь мне на плечо и сжал его. Потом покинул кабинет. Я стоически осталась сидеть и слушала, как стихают его шаги, открывается и закрывается дверь агентства. Я застыла и не шевелилась долго-долго, заново переживая расставание с Марком – все те ужасные вещи, которые я ему наговорила, пытаясь оправдать наш разрыв, и такие жесткие, честные, прямые, справедливые слова, которыми он мне ответил. Я вспоминала все, что сказал Бертран, и наглядно представляла себе свое одинокое будущее. Покончив с воспоминаниями, я вскочила, бросилась к своему столу и схватила вещи. Я захлопнула дверь агентства и сбежала по лестнице. Подняла руку, останавливая такси, и дала водителю адрес антикварной лавки. Опущенная железная штора и погашенные огни квартиры вызвали у меня прилив страха и разбудили давние болезненные воспоминания; я попросила водителя отвезти меня к «Луи», в любимый ресторан Марка. Но дверь и здесь была заперта. Сжавшись на заднем сиденье, я достала из сумки мобильник, но вспомнила, что в приступе безумия удалила номер Марка из телефонной книги. Дорого же мне обходится зависимость от айфона: мозг напрочь отказался запоминать номера.

– Куда едем? – поинтересовался водитель.

Оставалось единственное место: квартира Абуэло. Я покопалась в глубинах памяти и выудила адрес. Такси пересекло Париж в обратном направлении. Десять лет назад я добиралась туда на метро, однако сейчас мои нервы были ровно в таком же состоянии, я дрожала как осиновый лист, а в глазах стояли слезы. Сегодня меня грызло чувство вины и я с отвращением думала том, что все погубила. Когда мы подъехали, я поняла, что попала в дурацкое положение, поскольку не знаю входного кода. Как же я попаду в подъезд?

– Так, а теперь мы что делаем? – спросил шофер, увидев, что я осталась сидеть в машине.

– Ждем.

В конце концов найдется добрая душа, которая мне откроет.

– Знаете, у меня есть и другие дела!

– Успокойтесь, ваш счетчик будет не в обиде! Стойте и не уезжайте! – приказала я и быстро вышла из машины.

К двери кто-то подошел, и я воспользовалась этим. Рванула босиком по лестнице на третий этаж. Я тут же узнала эту дверь и эту лестничную клетку, и четкость воспоминаний потрясла меня. Я позвонила, потом забарабанила в деревянную дверь.

– Абуэло! Абуэло! – орала я. – Откройте, это Яэль!

Через несколько минут я услышала щелканье замков. Дверь открыл Марков дед. Я задыхалась от рыданий. Он раскрыл мне объятия, я спряталась в них и вцепилась в его шерстяной жилет, пропахший нафталином. Его ласковые старческие руки осторожно гладили меня по волосам.

– Заходи, крошка Яэль, – мягко произнес он.

Он нежно обнял меня за плечи и повел по длинному коридору. Усадил на стул у стола в гостиной.

– Ох, да ты просто кожа да кости и вся промерзла. – Он покачал головой и направился в кухню.

Я подняла голову и увидела буфет, фотографии Марка на нем – мальчик, подросток, двадцатилетний юноша на блошином рынке. Я заметила и старый черно-белый снимок, пожелтевший от времени. Абуэло и его жена, любовь всей жизни, по рассказам Марка.

– Она была необыкновенная, – произнес вернувшийся в гостиную Абуэло. – Ангел…

Я посмотрела на него, и меня потрясла любовь, которая была написана на его лице.

– Пока ты еще не успела задать вопрос: не беспокойся, он не исчез, не уехал. Он просто справляется, как может. А теперь ешь, – распорядился он.

Он поставил передо мной чашку супа, положил серебряную ложку. Суп был домашним. Аромат овощей вернул меня в детство. Он протянул мне клетчатый носовой платок. Я вытерла нос и щеки, опустила ложку в чашку. Абуэло сел рядом и следил, как я доедаю его суп до последней капли. Боль, конечно, никуда не делась, но с каждым глотком мне становилось теплее, каждый глоток согревал меня. Когда с супом было покончено, Абуэло поднялся, унес чашку и вернулся с блюдцем, на котором лежал нарезанный кружочками банан.

– Тебе станет лучше.

И все повторилось. Он опять следил за тем, как я ела, и заговорил только тогда, когда не осталось ни кусочка.

– Крошка Яэль, я не забыл, какое у тебя было лицо, когда десять лет назад я сообщил тебе, что он не вернется. Оно всегда стоит у меня перед глазами. Не хотел бы я увидеть такое еще раз. – Он положил ладонь на мою руку и добавил: – Прости за то, что я так поступил с тобой. Мой внук так никогда и не узнал, как сильно ты тогда страдала. Он должен был идти вперед… И я сожалею обо всем…

– Это не ваша вина. Оставим прошлое прошлому, с ним уже ничего не поделаешь.

– Говорят, самые прекрасные любовные истории обязательно самые трудные. Однако я бы предпочел, чтобы вы оба были от этого избавлены.

– Это все из-за меня, Абуэло.

– Каждый имеет право на ошибку.

Мы долго сидели молча, его ладонь оставалась на моей руке, а моя – на его, и слезы текли по моим щекам.

– А теперь возвращайся домой, отдохни, и пусть время делает свою работу.

– Спасибо вам.

– Моя дверь всегда открыта для тебя.

Я надела пальто, взяла лежавшую на полу сумку и все-таки позволила себе помочь Абуэло подняться со стула. Мы пошли под руку к входной двери. На лестничной клетке я посмотрела на него, и меня охватил страх, что я его больше никогда не увижу. Он мило улыбнулся:

– До скорого, крошка Яэль. Будь осторожна по дороге домой.

– Да…

К горлу подкатил комок, а потом Абуэло закрыл дверь, и я услышала, как он запирает многочисленные замки. Все так же босиком я спустилась по устланной ковровой дорожкой лестнице, надев туфли только перед входной дверью. К моему изумлению, такси покорно дожидалось. Я снова устроилась на заднем сиденье.

– Прошу прощения.

– Извинения меня не интересуют. Но мы отправимся прямиком в полицию, если вы не расплатитесь.