– Полицейский, учитель или врач, – произнесла я. – Человеку в форме, в белом халате или выходящему из здания школы дети верят. Или, может, пожарник, медбрат, продавец мороженого, в конце концов!

– Вы правы, Серафима Ильинична! – Глаза профессора засияли. – Наш убийца незаметен не потому, что он – человек-невидимка, а потому, что его должность делает его незаметным!

– Почтальон! – провозгласила я, вспомнив рассказ Честертона, где невидимым убийцей оказался именно разносчик писем – на него никто не обращал внимания, и свидетели забывали о том, что вообще видели его, едва тот исчезал из поля зрения.

– Или, следуя старой детективной традиции, садовник, – саркастически заметил профессор кислых щей. – Мы не должны гадать, следует правильно интерпретировать факты, которые имеются в нашем распоряжении. О, если бы вы знали, как же я хочу поймать этого человека!

– Почему он убивает детей? – спросила я. – Могу понять, если кто-то решит избавиться от настоящей или бывшей опостылевшей супружницы или богатого мужа, но лишать жизни невинных детей!

Профессор кислых щей покачал головой:

– Человек – безжалостное создание. Он стремится к удовлетворению своих страшных желаний и часто делает это за счет жизней других.

– Как Каин, – прошептала я, вспомнив легенду о тени первого убийцы.

– Именно, как Каин, – согласился со мной Черновяц. – Душа каждого из нас – потемки. Но, как Каин, мы имеем возможность выбора: поднять руку на ближнего или изгнать гнев из своего сердца.

Какое-то воспоминание шевельнулось в моей голове. Тоненький голосок профессора Черновяца не дал мне сосредоточиться: видение ускользнуло.

– С вами все в порядке? – участливо спросил меня Эрик. – Серафима Ильинична, на вас лица нет! Вы что, объелись пирога?

Тоже мне, кавалер! Не убеждать же коротышку в том, что я чуть было не поняла, кто убийца.

Отказавшись от стакана минеральной воды и патентованных пилюль против революций в животе, я спросила:

– Вы говорили что-то о фактах, а какие у нас, собственно, имеются?

Профессор хитро посмотрел на меня и сказал:

– О, в полицейском участке работает мой троюродный племянник, хороший мальчик, он до сих пор мне благодарен за то, что я помог ему найти теплое место под крылом полковника Пороха. Мой племянник держит меня в курсе расследования, негласно, конечно. Порох отдал распоряжение устроить шмон по ночным клубам, как будто убийца – один из завсегдатаев таких мест! Как бы не так, наш друг-маньяк убивает девочек, потому что они символизируют для него потерю кого-то очень близкого и дорогого. Он возвел траур в культ, вечная скорбь для него – образ жизни. Поэтому я не верю, что он ходит на вечеринки и отрывается в казино. И вот еще что…

С этими словами Черновяц вытащил из кармана пиджака несколько мокрых листьев, которые с величайшей предосторожностью положил на пустое блюдо из-под пирога.

– Я незаметно изъял это с берега реки, где сегодня было обнаружено тело девочки, – сказал, гордясь собой, профессор кислых щей.

– И что, вы предлагаете мне это в качестве вегетарианской закуски? – спросила я, взирая на пожухшие листья.

– Приглядитесь, Серафима Ильинична, – заявил Эрик. – Эксперт заметил на листьях непонятные серебристые крупинки, похожие на пыль или крошечные серебряные дробинки…

Я поежилась:

– Серебро? Noli tangere argеntum![8]Согласно поверьям, серебро – эффективное средство для борьбы со всякой нежитью, вампирами, знаете ли, вурдалаками и оборотнями. Не хотите ли вы мне сказать, что мы имеем дело, как и кричал несчастный старик, с самим посланцем ада? Боже, а ведь вчера ночью было полнолуние!

Профессор шокированно произнес:

– Как вы можете, Серафима Ильинична! Сон разума рождает чудовищ! Разумеется, я ни секунды не верю в то, что это был какой-то потусторонний монстр, за которым по пятам следует бравый Ван Хельзинг с арбалетом, заряженным стрелами с серебряными наконечниками! Наш друг – человек, вернее, существо в обличье человека, а с инстинктами бешеного зверя.

– Но тогда что это? – Я указала на серебряную пыль, прилипшую к грязным листьям.

– А вот это нам и предстоит выяснить, – сказал профессор. – У меня в мезонине оборудована небольшая криминалистическая лаборатория. У полковника Пороха и его хваленых столичных экспертов пока что не ладится с выяснением того, что же это за серебряная пыль. И если вы мне поможете, то мы опередим их и, не исключено, первыми определим того, кто удерживает Настю Михасевич! С такой ассистенткой, как вы, мы в два счета вырвемся вперед и оставим Пороха с носом. Не забывайте, у нас не так много времени!

Профессор, схватив тарелку с листьями, помчался в лабораторию, я поплелась за ним, чувствуя, что мне, право же, не стоило так бессовестно налегать на пирог со смородиной.

– Вы хоть понимаете, чего требуете? – Михасевич в бешенстве посмотрел на полковника Пороха.

Мы находились в малой гостиной особняка режиссера. Здесь же была заместитель окружного прокурора Дана Хейли с переводчиком. Переводчик дипломатично молчал, предпочитая не переводить то, что высказывал Марк.

– Вашу мать! – проорал Михасевич, наливаясь багрянцем.

Марк никогда не стеснялся применять крепкое словцо, мне ли не знать! За сутки, которые минули со времени исчезновения Насти, он постарел лет на десять, сгорбился, под глазами залегли черные тени.

Понятовская слегла, у нее был нервный срыв, резко упало давление. Я, побывав в будуаре актрисы, убедилась, что это не игра или ипохондрия; Юлиана страдала, как страдает мать, лишившаяся единственного ребенка. Мне было жаль и ее, и Марка.

Их дом, всегда радушный, полный гостей и шумных посетителей, был теперь почти пуст. Из комнаты в комнату слонялся Кирилл с потерянным и непроницаемым выражением лица. Если на него мало кто обращал внимание в повседневной жизни, то теперь им пренебрегали вовсе.

– Вместо того чтобы искать мою дочь, которая находится в руках психа, вы хотите, чтобы я помог этим сраным американцам? Это после того, как они меня с «Оскаром» прокатили?!

Марк не выбирал выражений, казалось, что он уже не мог владеть собой. Порох ничего не говорил, также предпочитая молчать. Его самые плохие предчувствия оправдались – режиссер не только не шел на контакт, он вообще ни о чем и слышать не желал, кроме как об исчезнувшей Насте. И своем неполученном «Оскаре».

– Пусть она со своими мафиози идет на хер, – грубо сказал Марк, даже не поворачивая головы в сторону Даны Хейли. – Пока я не увижу свою дочь живой и невредимой, я не собираюсь заниматься чем-то еще, кроме ее поисков. Что вы сделали за тридцать восемь часов, которые прошли с момента ее исчезновения? Что, я вас спрашиваю!