Подвели же Олега любовь освобожденных им из плена азиатов к восточной велеречивости с приукрашиванием деталей и впечатлительность женского пола. Выживших моряков появление чародея вместе с грудой сокровищ изрядно потрясло. Видневшаяся с той стороны портала женская фигура, состоящая из крови и время от времени мутирующая на доли секунд в нечто хтонически безобразное, им тоже накрепко врезалась в память. Да и бойня, устроенная пиратам, основную роль в которой опять же сыграл русский волшебник, по мнению моряков, более подобала легендам, чем реальной жизни. В последнем с ними более чем соглашались бывшие рабыни, почти каждая из которых выделила перед уходом пару минуток, чтобы посмотреть краем глаза на трупы своих мучителей и, может быть, пнуть их напоследок.

Впрочем, последнее получилось далеко не у всех. Семерым женщинам от лицезрения картины побоища даже стало настолько дурно, что они в обморок упали. Остальные в большинстве своем ограничились рвотными позывами. В общем, когда небольшую процессию навьюченных узлами беженцев приняли во Владивостоке и стали расспрашивать, что да как, очевидцы, перебивая друг друга, поведали всем желающим о том, что освободил их могущественный и бессмертный темный маг, которого не берут пули, мечи, злые чары и даже ядра, который повелевает несметными ордами демонов и мертвецов, который разрывает своих врагов на части, пьет их кровь и пожирает заживо, который…

Поначалу занимавшиеся свалившимися на них людьми офицеры разделили услышанное на десять, поскольку давно привыкли к тому, что гражданские путают разбойничью шайку с армией вторжения, результат действия зажигательной гранаты — с налетом стаи драконов, а призванного спьяну чернокнижником-самоучкой черта — с явившимся разрушить мир архидемоном. Но все равно впечатлились, ведь если только сбежавших от пиратов рабов насчитывалось около пары сотен, то османов на их базе должна была иметься целая толпа.

А потом монахи сравнили нашедшуюся в их архивах копию личного дела Олега с ним самим и забеспокоились: а так ли сильно преувеличивали подвиги молодого чародея свидетели? В том, что он — это он, сомнений не имелось. Однако уродующие физическое и энергетическое тела отметины, убрать которые взялся бы далеко не каждый целитель в ранге магистра, испарились бесследно, и даже отсутствующий глаз регенерировал. А еще в личном деле боевого мага, уцелевшего там, где уцелеть он не должен был, и заимевшего кучу сокровищ, имелась пометка о неблагонадежности и проведенном им как минимум один раз призыве демона.

Все это заставило священнослужителей сделать далеко идущие выводы и настолько впечатлиться, что за пределами допросной сейчас дежурила штурмовая группа, бойцы которой временами вели себя не совсем тихо и то переговаривались, то бряцали железом. А сами следователи пребывали в полной уверенности, будто вопреки всему выживший и разбогатевший за время почти месячного отсутствия в рядах вооруженных сил слабенький чародей третьего ранга хапнул заемного могущества и сокровищ, заключив сделку с силами тьмы. И их долгом было разобраться, с какими и какую.

— Хватит с ним цацкаться! — стукнул кулаком по столу писца второй священник, едва не попав по лежащей там толстенной Библии, видимо включающей в себя и Ветхий, и Новый Заветы.

Чернильница подпрыгнула и перевернулась прямиком на фолиант, вызвав злобное шипение секретаря. Видимо, именно он отвечал за материально-техническое состояние всего необходимого для проведения допросов инвентаря, среди которых данной книге явно отводилось не последнее место. Все же Святое Писание даже по меркам Олега было не просто средней руки чтивом, он также признавал ценность данного текста в качестве символа веры, который можно использовать для клятв на нем и некоторых ритуалов оккультного характера. А еще им можно было подследственных колотить, получалось бы немногим хуже, чем дубинкой. Или скорее кирпичом, учитывая прямоугольные габариты данного объекта.

— Слушай меня, ты!..

На этом порыв праведного гнева священнослужителя ненадолго поутих, поскольку ему стало не хватать слов. Секунды четыре монах подбирал подходящий, по его мнению, к персоне Олега эпитет, пуча глаза на покрасневшей, лоснящейся от пота роже и выразительно шевеля длинными пальцами рук, словно кальмар щупальцами. Карабаса-Барабаса на детском утреннике он обыграл бы так замечательно, что карапузы потом еще долго вели бы себя как шелковые. Однако у Олега все его кривляния вызывали не страх, а раздражение. Причем целитель, видимо, переобщался с Доброславой, поскольку надоедливого бородача очень хотелось укусить. Чародей буквально представил то наслаждение, которое получит, если внезапно подастся вперед и вонзит зубы в пухлый рыхлый мягкий бицепс… Видимо, за время пребывания вдали от цивилизации боевой маг успел слегка озвереть. Ну и последний раз он что-то ел больше суток назад: это тоже сказывалось.

— Слушай меня, ты, тля поганая…

Олег оценил подобное обращение максимум на троечку с жи-ирным таким минусом. По мнению боевого мага, делать столь выразительную паузу ради мелкого оскорбления было просто непрофессионально! Уж лучше бы его священник агнцем заблудшим там обозвал, ну или бараном дурным, без всякой претензии на эпитеты, использованные в священных книгах. Правда, волна излившейся на сознание чародея силы внушала и более чем компенсировала посредственные ораторские навыки «злого» следователя. Мозг волшебника словно оказался под тяжестью медленно и неуклонно сдавливающего его сразу со всех сторон пресса. Никакой физической боли не было… Однако ее и не требовалось. Злость священнослужителя достигала своего адресата напрямую, побуждая допрашиваемого человека сжаться в комочек, закрыть глаза и сказать все что угодно, лишь бы прекратить это.

— …если ты сейчас же не прекратишь корчить тут пред нами идиота и не расскажешь, что за дары дали тебе силы тьмы и какую за них потребовали плату, то я прямо сейчас искалечу тебя так, что ты до конца своей очень-очень короткой жизни будешь только страдать и бояться гнева моего и гнева Божия!

Внутри у Олега что-то хрустнуло и сломалось. То ли терпение, то ли здравый смысл. Возможно, все-таки один из сжатых намертво еще в самом начале допроса зубов. Боевой маг почувствовал, как из глубины его тела поднимается горячая и колючая волна, которую он просто не может остановить. Да и не хочет, если уж на то пошло. Губы чародея расползлись в жестокой усмешке, прежде чем прямо в лицо склонившемуся над Олегом монаху ударил неудержимый поток громогласного хохота.

— Ха! Кха! Ха! Ха-ха-ха!!! — Волшебник ржал так сильно, что ему вскоре стало плохо. Однако это не заставило его прерваться, хотя и сделало смех невнятным, а также отчетливо отдающим безумием. Эти два клоуна в рясах пытались своими ужимками расколоть его. Его! Того, кто видел своими глазами прорыв в этот мир демонической орды, высших вампиров, мясорубку крупнейшего на данный момент сражения Четвертой мировой войны! А также десяток рожающих почти одновременно беременных женщин. На фоне последнего испытания, подброшенного ему судьбой, нечто менее страшное — скажем, полная османами крепость или там драка на дуэли с куда более сильным чародеем — вообще не котировалось. — Кха, кхе, кхи… Гхм.

Запал у Олега наконец-то иссяк, и он смог остановиться, напоследок довольно шумно сглотнув. В пересохшем и содранном горле, давно не видавшем глотка воды, неприятно саднило. Однако безумный злобный смех, наполняющий каморку, угасать не спешил. Звуки истерического хохота метались между узкими стенами и низким потолком, причудливо искажаясь и создавая какое-то вообще уж инфернальное эхо. А источником данной акустической аномалии оказался писец, откинувшийся на стуле и всемерно отдавшийся процессу безудержного веселья.