Калина подскочил к чеченцу.

— Ну, что, хомячина, говори.

— Он — араб, — в голосе ужас.

— Это мы уже поняли. А теперь посмотрим, все ли ты понял или нет. Жить хочешь? Ну!

— Да! — боевик поддернул штаны и смотрел преданно в глаза разведчику.

— Вот и хорошо! — Калина легко пошлепал его по щеке.

Мне вспомнился этот жест. Гитлер любил так детей по щеке похлопывать. Интересно, а откуда Андрей этому научился? Фюрерских замашек не замечал. Но, странно, именно от этого отеческого похлопывания чеченец перестал дрожать.

— Как тебя, сынок, зовут? Куришь?

— Да, — тот кивнул.

— На. — Разведчик достал сигарету, вставил ее в зубы чеченцу, потом себе, прикурили. — Как зовут-то?

— Кюра Вазарханов, — выдавил из себя задержанный.

— Ну, Кюра так Кюра! Ну, давай, говори.

— Что говорить-то?

— А говори, Кюра, все. Как начал бандитствовать, как докатился до жизни такой. Где Садаева взять и этого… «Шейха» — Хачукаева. И что это за бибизьяна валяется? За которого ты так ратуешь. Именно он тебе жизнью обязан. Ну, говори, сынок. Успокоился? — тот кивнул головой. — Вот так, спокойненько, и расскажи нам, как все было. Не бойся. Будешь честен — будешь жить. Говори.

— Я буду жить? — Кюра сглотнул слюну.

— Будешь.

— Дайте слово офицера, что не убьете.

— Слово офицера? — Калина усмехнулся и посмотрел на меня.

Я пожал плечами. Не я же подговорил бандита, чтобы он брал слово с разведчика. Ну вот, давай, продолжи наш разговор, и посмотрим, какой ты офицер. На чаше весов жизнь многих людей и твое слово. Замараешь ты себя этим словом, пообещав жизнь убийце русских солдат или нет. Шевели мозгами, Андрей, а то инициатива уйдет. Пока клиент «плывет» надо дожимать.

— Слово офицера! — твердо сказал Андрей. — Давай.

— Впервые я начал воевать в 2001. Я тогда учился в Ярославле, бросил институт, вот и приехал помочь…

— Дальше, сынок, дальше.

— В октябре 2001 года мы взорвали танк.

— Где?

— В поселке имени Мичурина.

— Понятно. Кто из экипажа выжил? В плен попал?

— Никто не выжил. Мы раненых добили.

— Дальше. — Андрей тяжело сглотнул слюну, вытер пот со лба, руки спрятал за спину, они подрагивали, лицо покрылось красными пятнами, желваки гуляли под кожей.

— Тогда же в октябре подорвали «УАЗ» — «таблетку».

— Крест был на боку?

— Был, он раненых вез.

— Кто выжил?

— Никто.

— Где?

— Возле 15-го молочного совхоза.

— Дальше.

— Ну, подорвали «УРАЛ». Возле Ассиновской. Станица такая. Убили троих, но их там много было, ушли мы.

— Ну, ладно, это дела дней далеких, Кюра. — было видно, что Андрей с трудом себя сдерживает, делал глубокие затяжки, долго держал воздух в груди.

Я про себя думал: «Давай, давай, разведчик, это тебе не выбивать показания, а добывать их!»

Окружающие нас разведчики молчали, но было видно, что им тяжело это дается, костяшки пальцев, сжимающих оружие, побелели, глаза пылали ненавистью, они готовы были разорвать на мелкие кусочки этих духов. И стоит нам с Андреем отвернуться… «При попытке к бегству…» — стандартная формулировка. А лучше — концы в воду, благо, что вон она, рядом течет. Даже и стрелять не надо, просто связанных сбросить в эти быстрые мутные воды…

Не знаю почему, вроде вокруг все свои, но я сделал несколько шагов и перекрыл обзор бойцу, что больше всех потел. Встал на линии огня.

Этого ни в коем случае делать нельзя было, потому как дух мог дернуться и броситься на Андрея, но этот Кюра нужен мне живой. Нам всем он нужен живой… Очень нужен… И этот араб тоже знает много, жаль, что не знает Каргатов арабского.

— А сейчас, дорогой ты мне человек, — продолжил Андрей, «раскачивая» духа — расскажи мне о сегодняшних делах. Например, где сейчас Шейх?

— Он ушел, — просто ответил Кюра.

— Когда ушел, куда ушел, кто с ним ушел, почему вы здесь остались?

— Шейх ушел вчера в обед. С ним основные силы ушли. Когда у него сеанс связи был по спутниковому телефону, ему сказали, что будет облава. Ну, и друзья из Чечен-Аула также сообщили про это. Мы хотели завтра Новые Атаги взять, но ваша зачистка нам помешала.

— Куда ушли?

— Не знаю. Нам сказали, чтобы мы здесь ждали. Я и он, — дух кивнул на лежащего араба.

— Зачем вас здесь оставили? Ты не понимаешь, что вас просто подставили? Сдали как стеклотару.

— Да нет, — голос неуверенный. — Скоро начнется митинг, как только туман рассеется, солнце взойдет, мы должны были сзади сделать несколько выстрелов по вашим, — он сглотнул слюну, бойцы еще больше напряглись.

— А этот гусь на хрена? Он же по-русски ни бельбеса не понимает. Если его схватят, то сразу на кичу кинут. Под местного не канает. Не понял.

— Если толпа назад хлынет, он должен был ударить по толпе. Мне не доверяют… Наверное. Я не знаю, смог бы по своим стрелять.

— Западло, значит, самому по бабам стрелять чеченским? Араба держите для этого! А по русским — нормально? — Андрей взорвался.

Но тут же взял себя в руки.

— Ладно, проехали, ты и сам должен понять, продолжай.

— Как только начнется митинг, мы должны смешаться с толпой и сзади стрелять. Для этого даже специально привезли АКСУ, — он кивнул в сторону сваленного оружия, что изъяли. Там отдельно лежали два укороченных автомата.

Для нормального боя — это не оружие, а вот по бабам в спину стрелять, и из-за живого щита по солдатам — в самый раз.

— Что же вы за люди такие? По своим же лупить? А? Шейх куда ушел? Он с концами ушел или вернется?

— Вернется. Он не далеко сидит.

— Где?

— Не знаю, — я почему-то поверил, что он не знает.

— Кто еще из ваших в деревне остался?

— Человек пять-шесть, все раненные.

— Где они сидят? Быстро говори!

— Не знаю. Они все места лежки поменяли. Те временные стоянки, что были рядом со Старыми Атагами, они покинули.

— Где могут новые быть?

— Садаев с Хизиром сами искали. Никого не брали с собой, даже телохранителей.

— А думаешь — где?

— На высоте. Хизир любит, чтобы все было видно.

— На высоте… — задумчиво протянул Андрей.

Вокруг Старых Атагов этих господствующих высот было до кое-какой матери и больше. Любой холм годился для этих целей.