«Я находился в командировке в городе Артемовске, автобусом доехал до станции Никитовка, а оттуда локомотивом до станции Иловайск. На привокзальной станции на остановке увидел мальчика. Мы разговорились, он мне рассказывал о лечебных травах. Я предложил ему показать, где они растут, хотя ничего в них не понимаю… Помню, что бил мальчика ножом, раздел его. Он вырывался. Я еще помню, бил по голове и телу каким-то твердым предметом… Когда у меня наступил оргазм, мальчик был полуживым».

«Во второй половине дня я ехал в Новочеркасск электричкой Ростов — Зверево. Там познакомился с мальчиком. Он сказал, что поступает в техникум в Ростове. Волновался, что не поступит. Я успокаивал его, говорил, что сам в свое время окончил институт. Предложил ему выйти на станции Лесхоз, помочь на даче и поехать следующей электричкой. Он согласился. Мы вышли и пошли по направлению к поселку Донлесхоз… Веревкой я связал ему руки, оголил грудь и стал резать живот. А перед этим сначала открыл ему рот и отрезал кончик языка, который проглотил. После ударов ножом он умер… Получив, таким образом, половое удовлетворение, стал его раздевать, освободив руки от веревки. Одежду вынес ближе к просеке. Хорошо помню, что у Муратова были часы. Хорошие, большие, современные, корпус металлический. Я их снял, втоптал в землю».

«В то время я был руководителем ростовской группы и проводил раз в неделю совещания, чтобы оценить ситуацию и наметить дальнейшие действия. По утрам в течение часа обменивались мнениями — что сделано, что надо сделать. Это было нужно, пожалуй, для самоутверждения, потому что от безысходности у многих опускались руки. Даже у меня. Вот вышел на подозреваемого, кажется, — тот, начинаешь работать, нет, концы с концами не сходятся. Настроение портится, хотя вроде бы дальше некуда. Приходишь домой, там дети, у меня две девочки. Посмотрю на детей, на своих и соседских, и думаю: живой еще шакал, на свободе ходит, нельзя его так оставлять… Не раз приходила мысль подать рапорт и уйти, но я гнал ее прочь. Один раз сорвался…»

«Был у нас один. Не подготовил очередной отчет. Я ему говорю: идите и подготовьте. А он меня по матушке — и вышел. Я закончил планерку, иду к нему в кабинет. Он там не один. Прошу повторить, что он мне сказал, а он улыбается и снова посылает меня куда подальше. Самолюбие свое тешит. У меня в глазах потемнело, я отвесил ему оплеуху, схватил стул, чтобы об его голову разбить. Но тут нас растащили. До сих пор жалею, что не дали стул об него сломать».

«Убедившись, что она мертва, думал, куда девать труп. Поблизости от дома я нигде не мог найти санки. Через квартал в одном из частных домов нашел детские, легкие, фабричного производства. На кухне взял столовый нож, первоначально отрезал обе ноги, затем отчленил голову. Ноги упаковал в ее трико, верх которого завязал шнурком. Туловище завернул в шубу, голову — в тряпки и порванное одеяло».

«При обработке пола люминолом наблюдалось характерное для крови свечение».

«Я возвращался пешком из магазина стройматериалов, расположенного и районе Каменки. Когда подходил к Комсомольской площади, увидел впереди мальчика в школьной форме с портфелем в руке. Я догнал его. Вокруг никого не было. Рядом с мостом была роща, вдоль автодороги по улице Шеболдаева. Мальчик был настолько маленький, что я молча взял и занес его в эту рощу на глубину приблизительно три метра от дороги. Здесь нанес большое количество ударов перочинным ножом».