Я начала нервно хихикать, а затем разразилась смехом. Знаю, моя реакция выглядела со стороны весьма странно, но я просто не могла ничего с собой поделать.

— Видимо, можно считать твой ответ отрицательным, — пробормотал он.

23 апреля 2001 года

Наконец-то я вошла в зал. Невозможно поверить, что наконец настал долгожданный миг и мне удастся прикоснуться к Священному Граалю. Однако радость моя оказалась несколько преждевременной. Члены комиссии встретили меня с каменными лицами, что напомнило мне зачетное занятие по балету, на котором я провалилась. Хоть тогда мне было всего пять, мне пришлось танцевать перед такими же вот бесстрастными судьями. Я была нездорова, с температурой, и забыла почти все фигуры, в голове что-то ужасно стучало. Я пыталась подсмотреть правильные па у девочки, стоявшей рядом. И все ж таки я провалилась. Забыть тот день не могла. И вот я снова перед лицом взыскательного жюри, и так же чувствую себя абсолютно неподготовленной, как и тогда. Видимо, я вернулась, чтобы услышать свой приговор.

— Зачем только я себя мучаю? — вырвалось у меня жалобное восклицание.

— Вы будете показывать номер одна, без партнера? — спросил один из членов жюри. Пригоршня соли на мою рану.

— Да, одна. — Не думаю, чтобы на меня могли воззриться с большим презрением.

Ассистент, которого мне предоставили, оказался просто кошмарным. Он не сделал вообще ничего, что могло бы выставить меня в выгодном свете, и я попыталась исправить безнадежное положение, как можно естественнее изображая страсть. После того как я около трех минут из кожи вон лезла, чтобы выглядеть необычайно соблазнительной, жюри холодно поблагодарило меня, я в ответ поблагодарила их и покинула помещение. Конечно, я с самого начала не питала иллюзий, что получу билет на Бродвей. Но отказ всегда ранит, даже если он вполне предсказуем.

— К чему были эти мучения? — опять спросила я себя.

Рядом никого не было, поэтому ответить пришлось самой.

— Потому что всегда лучше заявить о себе, вот почему, — сказала я.

— Хороший ответ, — похвалила я себя.

— Спасибо! Спасибо! — рассыпалась я в благодарностях…

Спустившись вниз по лестнице и выходя на улицу, я, конечно же, столкнулась не с кем иным, как с Густаво, — он в тот момент как раз входил в здание. А рядом с ним шла девушка. Я уже видела ее на милонге, но имени ее не знала. Глядя на ее одежду, можно было заключить: пришла она не просто за компанию или поддержать его. Он собирался участвовать с ней в конкурсе! Мысль о том, чтобы отхлестать его чем попало, не показалась мне столь ужасной.

Заметив меня, Густаво принял смущенный вид. Однако сомнений не оставалось — все это явное притворство. Абсолютно уверена, он нарочно решил создавать такие неловкие ситуации с намерением спровоцировать меня. В ответ я постаралась вести себя как можно более невозмутимо. И с улыбкой, которую приберегаю для семейных торжеств, свадеб и дней рождения, я пожелала:

— Чтоб ты ногу сломал!

Хотя в театральном мире данную фразу употребляют в переносном смысле, я подразумевала ее буквальное значение.

27 апреля 2001 года

Сегодня я получила букет из дюжины красных роз с запиской: «Прости меня». С удовольствием вернула бы их отправителю, если бы только это не было такой морокой. Вместо того я подарила их жене коменданта здания, где живу. Они ей очень понравились.

1 мая 2001 года

Обычно я вспоминаю о нем в ту самую секунду, как только открываю глаза. И сразу же мою голову будто сжимает стальной обруч. Рефлекс, с которым ничего не поделаешь. Как утренний позыв в туалет. Я просыпаюсь — и сразу же передо мной возникает Изекьель. Но сегодня утром все было совсем иначе.

Едва я вылезаю из кровати, первым делом ощупью, со все еще закрытыми глазами, доползаю до кухни, нашариваю в шкафчике фильтр для кофе, зачерпываю три чайные ложки кофе, засыпаю половину порошка в фильтр, другую половину просыпаю на столик, наполняю кофеварку водой (с превеликим трудом) и включаю ее. Это повторяется изо дня в день, и в данной части отступлений не наблюдалось. Необычным сегодня было лишь одно: Изекьель не возник передо мной ни разу за все то время, пока варился кофе. Я посидела в туалете — ничего. Я проверила электронную почту, выпив подряд три чашки кофе, — по-прежнему ничего. Я занялась утренней растяжкой — абсолютно ничего. Я немного позавтракала — по-прежнему нет. Приняла душ, и даже там — ни одной мысли об этом мужчине. Только когда я вышла из квартиры, торопясь на занятие по балету, и вставила ключ в замок, чтобы запереть дверь, в моей голове наконец-то промелькнуло смутное воспоминание: Изекьель. Даже не лицо его, а просто имя.

Лишь тогда я внезапно осознала, что встала уже почти два часа назад, но только сейчас, впервые за утро, подумала о нем (впрочем, сейчас уже день). Мысли же о нем, вместо того чтобы сопровождаться обычной тяжестью в груди и головокружением, произвела на меня эффект, неотличимый от состояния при прослушивании результатов футбольного матча. То есть я ничего не почувствовала. Осталась к нему абсолютно равнодушной.

Я и не думала, что такой день когда-нибудь настанет, и уже смирилась с грозящим мне пожизненным заключением. Но, видимо, меня выпустили на волю досрочно. Светит солнышко, и поют птички (в буквальном смысле), а я вприпрыжку несусь по мостовым Буэнос-Айреса (тоже в буквальном смысле). Наконец-то я действительно вижу небо. И мне наплевать, пусть даже прохожие шепотом посылают мне вслед «1оса» (сумасшедшая.) Я хочу — и бегу. Захочу — могу даже добавить несколько прыжков!

Не могу поверить, как быстро мне удалось забыть его! Знаю, говорят, чтобы отойти от разрыва, обычно требуется около половины того времени, в течение которого вы встречались с мерзавцем. Но такие расчеты просто неприменимы ко мне. Мне, как правило, времени требуется по меньшей мере в десять раз больше. Итак, только представьте, насколько я была взволнована в тот самый момент, ведь соотношение дней, проведенных вместе, и дней, что я его оплакивала, составляет полтора месяца к семи. То есть меньше чем в пять раз. Разве не замечательно?

4 мая 2001 года

— У меня к тебе предложение, — сказала Флоренсия по телефону.

— Слушаю внимательно, — отозвалась я.

— Если нельзя быть с ними, нужно их победить!

— Повтори-ка еще раз! — О чем, черт возьми, она говорит?

— Меня выбрали для танца на фестивале в следующем месяце в «Театро Сан-Мартин».

— Просто замечательно, Фло! Мои поздравления! Это огромное достижение! — Я действительно так считала.

А она неожиданно предложила:

— Не хочешь танцевать со мной?

Поскольку я ничего не ответила (до такой степени это было неожиданно), Флоренсия продолжила:

— Послушай, мы с тобой в одной лодке, и она скоро пойдет ко дну. Просто на танцполе сейчас недостаточно мужчин. Я имею в виду достойных, — начала объяснять она. (Будто я и без нее не знаю.) — Что делать в сложившейся ситуации? Перестать танцевать? Только потому, что у нас нет партнеров, с которыми можно создать пару? — В ее словах явно был резон.