Вот и сегодня он драил машину, натирая её до блеска, а перед глазами стояла Агата. И всё сложнее было ждать. Завтра. Всё будет уже завтра. Только завтра.

Агата тоже очень изменилась за те недели, что они были вместе. Её глаза перестали пугать Никиту ужасающим несоответствием с юным лицом. Никакой постоянной, скрываемой грусти в них теперь не было. Глядя сверху вниз в её широко распахнутые, светящиеся глаза, он как-то раз даже не выдержал и спросил:

— Я не могу понять, как после всего, что было с тобой, ты можешь смотреть вот так… Словно самым большим огорчением в твоей жизни был уехавший перед носом автобус. Словно ты не знаешь, что такое предательство, смерть дорогого человека и столько лет ожидания.

— Я тоже не понимаю, — улыбнулась Агата. — Но из всего, что ты перечислил, я помню сейчас только о Мите. И не забуду никогда. Конечно, мне бы хотелось, чтобы Антона в моей жизни никогда не было, чтобы сразу был ты. Только ты… Но теперь я о прошлом и не вспоминаю совсем… Знаешь, я ведь думала, что когда-нибудь обязательно расскажу тебе, что всю жизнь любила только тебя… Чтобы ты знал об этом… Почему-то мне казалось, что это важно — знать о таком…

— Когда-нибудь?

— Конечно. Не сейчас. Позже, гораздо позже. Я была уверена, что ты счастлив с Ликой. Клара Петровна всегда так восторженно рассказывала о том, как у тебя всё хорошо, что тебя пригласили в Германию и ты уезжаешь… Мне бабушки всё это пересказывали. И я радовалась за тебя…

Никита молча слушал и представлял, как больно было Агате тогда. Он не выдержал, повернул её к себе и сильно-сильно прижал, чувствуя, что она еле заметно вздрагивает, преодолевая горькие воспоминания.

— Как же ты всё это выдержала?

— Я и не выдержала, — шевельнулась Агата в его руках и запрокинула голову. — Я сделала самую большую ошибку в своей жизни — вышла замуж за Антона.

— Подожди, — не понял Никита, — мне Митя сказал, что ты вышла замуж, как раз в тот день, когда только пришло приглашение из Германии.

— Странно… Я точно помню, что бабушка говорила, как Клара Петровна была горда твоими успехами, как вся буквально светилась. Я была уверена, что у тебя и в семье всё хорошо. Никто ведь и словом не упоминал о твоём разводе…

— Я в последнее время догадывался о том, что мама от всех скрывает. Ей почему-то казалось, что это выставляет меня в невыгодном свете. А она страшно любит мной гордиться… Неужели всё вышло так из-за этого?… Она мечтала, что я поеду в Германию и выдала желаемое за уже свершившееся… — Никита покачал головой. — И про мой развод никому не рассказывала… Кто бы мог подумать, что зло может причинить не только ложь, но и умолчание…

— Если любишь — не молчи… Теперь я это знаю, — улыбнулась Агата. — А на маму не сердись. Я за это время так многое поняла. Раньше ведь была совсем ребёнком. Тебе бы со мной сложно было.

— А тебе бы со мной, — согласился Никита. — Что же получается? Лике и Антону спасибо?

— Получается, да. Пусть у них всё будет хорошо.

Никита снова притянул к себе Агату и прошептал в пушистые волосы:

— Какая же ты… Я даже не знал, что такие бывают…

— Просто меня Господь для тебя создал, — Агате стало неловко, сразу же защипало в носу от нежности, и она вывернулась из рук Никиты. — Вот и весь секрет.

— Ты веришь в это? — удивился обычный, повседневный Никита, показавшийся вдруг из какой-то дальней дали, где пребывал с первой же встречи с Агатой на даче.

— А ты разве нет? — удивилась в ответ Агата.

Влюблённый так, что дышать без Агаты не мог, Никита прислушался к себе и честно сказал:

— Теперь верю.

Повседневный Никита безропотно нырнул обратно и больше не показывался.

И вот теперь осталось только дождаться утра. Почему-то Никите казалось, что после свадьбы он сможет, наконец, дышать нормально, а не так, как сейчас, словно воздух вокруг был разреженным. Только рядом с Агатой ему становилось легче. Он впервые понял, что, оказывается, чувствуют влюблённые. Когда-то и Лика, и Кетеван упрекали его в излишней сдержанности. А он считал, что это нормально и очень по-мужски — не испытывать ничего особенного. Так, лёгкое, вполне послушное воле воодушевление. Но не больше.

Оказывается, ошибался. Всё дело было в том, что рядом были не те. А любить ту, что была задумана для него, он себе так долго не позволял. Какая несусветная глупость и самонадеянность думать, что можно долго идти вдоль линии, белой полосы, отделяющей тебя от твоей судьбы. Он попробовал. И шёл так довольно долго. Только ничего хорошего тогда в его жизни не было. А всё хорошее оказалось там за полосой.

Или он ошибается, и, наоборот, он зря шагнул за предостерегающую полосу? И именно там, за этой полосой, были Лика и Кэти? И не смалодушничал ли он, переступив через полосу? Если бы Агата окликнула его тогда, он бы не перешагнул. Но она молчала. И он молчал. И скрывал то, что чувствовал. Как там она сказала? Если любишь — не молчи… Правильно. Как же правильно.

Никите остро захотелось услышать голос Агаты. Он прибавил шагу, торопясь домой, который уже завтра перестанет быть только его домом, а станет их общим. А сейчас он вернётся, и позвонит Агате. И всё сразу станет хорошо. Он вернулся из-за черты. Он знает, что за ней. И его не тянет обратно.

— Никита! — услышал он из темноты и оглянулся.

Кетеван стояла совсем рядом, может, в метре. Никита хорошо видел её даже в предзимней вечерней темноте, но от неожиданности всё никак не мог поверить. Завтра у него свадьба. Агата ждёт его звонка: он обещал набрать ей, когда вернётся. А жизнь снова решила проверить его. Только зря. Проверять нечего. Кетеван могла быть там, в прошлом, где рядом с ним не было Агаты. В настоящем её быть не могло. Никита собрался с духом, чтобы коротко и сухо объяснить всё Кэти. Но не успел.

— Здравствуй, Никита, — ласково улыбнулась она. И Никита не узнал ни её голоса, ни улыбку. Словно перед ним стояла незнакомая женщина с внешностью Кетеван. Совсем другая женщина. Спокойная, светлая, мудрая. Красивая и словно помолодевшая. Теперь она нравилась ему гораздо больше.

— Кэти, — тоже улыбнулся Никита. Этой, новой, незнакомой Кетеван ему хотелось улыбаться. — Ты вернулась.

— Да, мы вернулись, — кивнула Кэти. — Володя соскучился по Москве, зиме. Вот мы и вернулись.

Никита слушал и удивлялся. Никогда раньше Кетеван не говорила «мы», «Володя». Зато всегда «я», «я», «я». Кэти перехватила его изумлённый взгляд:

— Что-то не так? Ты всё ещё сердишься на меня?

— Нет, — искренне ответил Никита. — Но я не узнаю тебя. И такой тебе я рад. Очень рад.

— Надо же, как ты быстро всё понял, — покачала головой Кэти. — Я сама долго не могла понять. А ты сразу смог.

— Что-то случилось? — заволновался Никита. — Я могу тебе помочь?