— Вот что, — Марсель подошел к знахарке, которая присела рядом с возлюбленным. — Ты знаешь, что такое фатализм?

— Что? — не поняла женщина.

— Фатализм — это вера в неотвратимость судьбы. Так вот, я фаталист и верю в то, что оказался здесь не случайно. Не без участия Ведагора, конечно, но и он ведь — всего лишь человек, пусть и более могущественный, чем большинство из нас.

— Волхвы — не люди, — убежденно возразила Меланья.

— Вас убедили в этом… Впрочем, не суть. Я знаю точно, что Ведагор боится меня. Боится не Марселя, но Баламошку. Не знает, чего от него ждать. Иначе он не стал бы пытаться повлиять на меня через Мусу.

— Допустим, — согласилась женщина. — И что?

— А то, что вы ему не нужны: ни твой жених, ни ты сама, ни Курьян — только я.

— А чего это? — по привычке вскинулся мужик, но тут же, опомнившись, замолчал.

— Значит, — продолжил Марсель рассуждать вслух, — мне следует выйти в чисто поле и попытаться договориться с ним. При этом никого из вас не должно быть поблизости, иначе дело не выгорит.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — убежденно заявила Меланья. — Ты никому так не поможешь, только погибнешь зазря.

Несмотря на то, что в словах женщины был смысл, историк знал, что она ошибается. Или хотел верить в это. Так или иначе, но он, рассказывая о своих приключениях, намеренно не упомянул о сосуде жизни, которым его снабдила старая жрица перед тем, как окончательно сгинуть. Он знал о том, что его сила не была безграничной, но почему-то был уверен в том, что Ведагор будет с ней считаться, хотя бы из чувства самосохранения. Марсель не знал, имел ли сам волхв отношение к артефакту, хранящемуся в нем, однако и сам его противник, судя по всему, не имел об этом ни малейшего представления. Вспомнив о том, каким растерянным выглядел старец во время их внезапной встречи, ученый подумал, что тот не ожидал такого поворота. Так или иначе, но это был единственный имеющийся у него козырь, которым следовало воспользоваться, пока не стало слишком поздно. Поэтому историк, не оставляя себе времени на сомнения, чтобы не передумать, в нескольких словах описал свои намерения и, отмахнувшись от возражений знахарки, направился к двери. Однако тут перед ним возникло новое препятствие в лице Курьяна — мужик, до этого лишь испуганно хлопавший глазами, вдруг проявил ослиное упрямство и заявил, что ни за что не отпустит своего друга одного. Напрасно Марсель старался урезонить его, объясняя, что тот будет ему мешать — здоровяк только махал головой в ответ. В конце концов, историку надоел этот разговор, и он решил просто пройти мимо Курьяна. Не тут-то было! Встав в дверном проеме, мужик заявил, что, скорее, сдохнет, чем позволит Баламошке выйти. Даже Меланье не удалось переубедить упорствующего смельчака. Когда женщина попыталась оттолкнуть его в сторону, он впервые за это время так рявкнул на нее, что она удивленно охнула и попятилась.

— Ладно, пес с тобой, дурак, — проворчал Марсель, надеясь, что по пути сможет избавиться от навязчивого помощника. — Иди, только не мешай.

— Чтобы я — да под ногами путался? — радостно воскликнул мужик. — Я буду нем, как рыба. Ты даже не заметишь, что я рядом.

Продолжая бормотать что-то о своей способности оставаться невидимым и неслышным, Курьян вышел из избы, то и дело поглядывая на Марселя на тот случай, если тот решит сбежать от него. Меланья же на прощание крепко обняла историка, прижав его к своей могучей груди, после чего совсем по-бабьи всхлипнула и подтолкнула к двери. Не зная, как следует вести себя в таких случаях, и чувствуя себя как воин, отправляющийся на битву, мужчина растерянно помахал женщине рукой и отправился вслед за своим спутником, который, похоже, лучше него самого знал, куда следует идти.

— В чисто поле, говоришь? — обратился он к Марселю. — Понятно, как же. Мигом все устроим. Здесь рядышком. Вроде и под самым боком, а народу нет совсем. Гиблые места, никто туда не ходит.

— Отчего же гиблые? — автоматически уточнил историк, думая о своем.

— Люди добрые говорят, что там нечисть всякая водится, — с готовностью объяснил Курьян. — Если что и приходит недоброе, так только оттуда.

— Не понимаю, о чем ты… — отозвался Марсель, но тут же, оглядевшись, удивленно остановился. — Ты куда это меня привел?!

Обнаружив, что находится рядом с курьяновскими воротами, историк гневно взглянул на спутника, но тот только пожал плечами:

— Мы ведь в путь собрались, верно? Битва или не битва, а все одно от жажды страдать не следует. Жди здесь, Баламошка.

Не дав собеседнику возможности возразить, мужик моментально скрылся в доме и уже спустя несколько секунд снова появился, неся в руках очередной кувшин, покрытый россыпью мелких капель.

— Студеный, только из подполья, — с гордостью сообщил он. — Хлебнешь?

— Тьфу на тебя! — Марсель не на шутку разозлился, но решил не развивать конфликт. — Ладно, показывай дорогу.

— Как знаешь.

Курьян пожал плечами, словно ничего не произошло, и бодро зашагал в сторону от селища. Спустя пару сотен метров историк с удивлением отметил про себя, что, на самом деле, ни разу не замечал, чтобы кто-то из местных жителей ходил в этом направлении. Тем не менее, места показались ему смутно знакомыми, и весь остаток пути он ломал голову над тем, откуда могло появиться это несносное чувство дежавю. Только когда они приблизились к небольшой роще и Марсель, сделав всего несколько шагов, успел угодить в густые заросли ежевики, до него, наконец, дошло: друг привел его ровно в то место, где чуть больше года назад началась его новая жизнь. Это открытие так потрясло ученого, что он на некоторое время впал в состояние, близкое к тому, что наступает у боксера, пропустившего сильный встречный удар. Проще говоря, Марсель поплыл. Постаравшись понять свое состояние, он пришел к выводу, что оно было вызвано цейтнотом, в котором историк жил последние несколько недель. У него не было ни одной свободной минуты для того чтобы оценить перемены, произошедшие не только в его жизни, но и в нем самом. И теперь, разглядывая окрестности, он пытался вспомнить чувства, которые испытал, когда увидел все это впервые, но давно пережитые эмоции были скрыты под толстым налетом новых впечатлений, и ему не удалось вернуться в прошлое даже на мгновение.

— Смотри, куда идешь!

Курьян успел предупредить замечтавшегося спутника в последний момент перед тем, как тот едва не ухнул в здоровенную яму, оставленную повалившимся набок вековым дубом. Марселю и самому показалась забавной идея свернуть себе шею накануне, возможно, самой важной встречи в его жизни, и он, усмехнувшись, отозвался:

— Ничего, я заговоренный, мне смерть от падения не грозит.

— Откуда такая уверенность? — прищурился мужик, остановившись, чтобы вытереть пот со лба.

— Я уже падал, помнишь? — историк показал на свой шрам.

— А как же! — задорно хохотнул Курьян. — Но слишком уж странная у тебя эта… как ее…