“Не знаю, как ты, а я, кажется, вот-вот сделаю из себя полную титьку.”

- Чепуха! Мы же мужчины. Мы гордые ветераны САС. Нет ничего, что мы не могли бы сделать!”

- Говори за себя . . .”

Кросс попытался подойти к ситуации логически. Он прошел изрядную часть арктической военной подготовки, которая включала в себя бесконечные мили беговых лыж, которые включали в себя путешествия по ровному снегу, а не по льду. А теперь он вспомнил, что в детстве ему подарили пару роликовых коньков. Если сложить эти два навыка вместе, то можно было практически кататься на коньках.

- Совершенно верно, - согласился Майк Паркер, когда Кросс изложил ему эту теорию. - Главное - не поднимать коньки вверх и вниз. Никаких шлепков! Просто поставьте ведущую ногу на лед, скользите вперед и наружу, а затем проделайте то же самое с другой ногой. Ничего особенного.”

Паркер вышел на лед и двинулся вперед ровным, ничем не примечательным, но спокойным шагом. Ну, это выглядит достаточно просто, подумал Кросс.

Затем Пэдди О'Куинн нервно вышел на цыпочках, сделал пару испуганных шагов, отчаянно размахивая руками, чтобы сохранить равновесие, и упал на спину, яростно ругаясь всю дорогу.

Наконец настала очередь Кросса. Только не падай духом. Скользи вперед и наружу. Теперь следующая ступня. Внезапно он начал двигаться. Это едва ли можно было назвать медальным выступлением на Зимних Олимпийских играх. Но он стоял прямо, двигался и ... черт возьми!- он приближался к концу катка и теперь должен был повернуть налево, чтобы следовать против часовой стрелки, в которой все вращались. Он воспользовался моментом, чтобы оглядеться вокруг, поскольку каток был окружен со всех сторон великолепными неоклассическими фасадами одного из самых великолепных старинных зданий Лондона. Но тут неожиданный кризис вдруг поднял свою уродливую голову: как же ты повернулся? Ответ: Кросс этого не сделал, он просто скользнул к барьеру в конце катка, держась изо всех сил, повернулся лицом к катку, а затем прислонился к барьеру, небрежно осматривая сцену и изо всех сил стараясь выглядеть так, как будто все это было совершенно намеренно.

Но где же тогда Женя? Когда они выходили из дома, она схватила ярко-красную флисовую шапочку и короткую черную пуховую жилетку, затянутую на талии, чтобы никто не мог не заметить ее фигуру, даже когда она была покрыта стеганым одеялом. Шапку, по крайней мере, будет легко заметить под ослепительными прожекторами. Кросс изучал толпу, одно лицо незнакомца за другим, пока внезапно не заметил ее, несущуюся по льду, петляющую между более медленными фигуристами, горячо преследуемую Настей. Они оба выглядели ликующими, смеясь от чистой радости делать что-то, что было для них так же естественно, как дышать. И тут Женя увидела его. Кросс помахал ей, и она помахала ему в ответ, меняя курс, чтобы катиться прямо на него, не отрывая глаз от Кросса, пока не остановилась под ледяным дождем, так близко к нему, что они почти соприкасались.

Женя резко повернулась налево, лицом в ту же сторону, что и кружащиеся фигуристы, протянула правую руку и сказала: - "Я тебе помогу.”

Кросс не привык обращаться за помощью к молодым девушкам, но проглотил свою гордость и сказал:- "Возможно, это мне понадобится.”

Он взял ее за руку, а затем задохнулся, когда его внезапно ударил физический шок, мощный всплеск, который он почувствовал прямо в глубине своего существа. Он снова посмотрел на нее, и она улыбнулась, как бы говоря: - "Да, я тоже это почувствовала”, но затем выражение ее лица изменилось, и она крикнула: -"Иди за мной!”

Он позволил ей вытащить себя в толпу и ответил, когда она направила его рукой, таща за собой по углам и показывая, как войти в хороший, ровный ритм на прямых. Они сделали круг, потом еще один. Кросс не стал говорить ей, что уже некоторое время отлично катается на коньках, обретая уверенность каждый раз, когда ему удавалось преодолеть поворот или сбавить скорость самостоятельно, но ощущение ее руки в своей было таким волшебным, что он просто не хотел отпускать ее. Затем, на третьем круге, она немного отстранилась, лишь слегка коснувшись его кончиками пальцев. Случайное прикосновение ее кожи к его было еще более волнующим, а когда она убрала свою руку в конце круга и сказала: - "Теперь ты сам по себе! Иди за мной!" - он чувствовал себя наркоманом, у которого отняли наркотик. Но потом он обнаружил, что его возбуждает нечто новое: вид ее идеальной попки, обтянутой обтягивающей джинсовой тканью, покачивающейся перед ним взад и вперед.

Кросс устремился за ней, как осел за болтающейся морковкой, теперь уже всерьез возбужденный, желая схватить это сказочное тело, прижаться ртом к ее идеальным губам и вдохнуть аромат ее развевающихся каштановых волос. Но как он мог приставать к Женьке, когда Настя и О'Куинн, оба его подчиненные, наблюдали за ним? Настя убьет его . . . а может, и нет? В конце концов, она пригласила его на ленч, сказав, что он должен встретиться с Женей. Она даже велела ему пойти и задать девушке явно наводящий вопрос. Неужели Настя подставила их обоих? Или она просто не могла себе представить, что он когда-нибудь опустится до того, чтобы соблазнить ее маленькую сестренку?

В конце концов, когда сеанс закончился и все сняли коньки, заговорила Женя. - "Возьми меня на прогулку, Гектор. Покажи мне Лондон.”

- А разве Настя не ждет, что ты поедешь с ней домой?”

- Настя мне не мать. И вообще” - она лукаво улыбнулась, - она не будет возражать. Она говорит, что ты слишком печален и одинок. Тебе нужно немного счастья в твоей жизни. Видишь ли, мы русские. У нас более радостный взгляд на жизнь.”

“Я вовсе не умираю от горя, - запротестовал он.

- Нет” - ответила она. “Только не сейчас, не сейчас.”

Они спустились по Стрэнду и вышли на Трафальгарскую площадь. Под рождественской елкой, которую ежегодно дарят Лондону норвежцы, стоял хор и пел колядки.

“Здесь так красиво” - сказала она, оглядывая колонну Нельсона, Национальную галерею и церковь Святого Мартина-на-Полях.

- И ты тоже, - сказал Кросс, и она повернула голову, чтобы посмотреть на него насмешливо, поставив ее в совершенно правильное положение для поцелуя. Гектор колебался лишь малую долю секунды, а затем воспользовался этим.

“Вам двоим