Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Про задницу Хаи ходили шутки, но никто и никогда не шутил, когда еврейское семейство, вдруг, уезжает. Старую еврейку считали ведьмой и давно бы с ней расправились, если бы не полезная, и прибыльная для властей, деятельность Иосифа и его сыновей.
Через час поступило распоряжение мастерам, чтобы они за одни сутки закрыли все заказы, а то, что невозможно в столь сжатые сроки починить, подать списком через писаря. В случае, если заказ будет не выполнен, сын Иосифа, Абрам, подготовит равноценную замену предмета вооружения на однотипный из больших запасов Вогелей. Вот только отдавать заказы, как и замену им, будет приказчик Вогелей, московит, выкупленный из татарского плена, Иван Писарев. Его, по мнению Иосифа, если и будут бить, то не так сильно, как жида Есю, столь позорно бегущего из города.
Следующей ночью часть телег с добром Вогеля, в ночи, по средствам взятки и хмельного подарка дозорным немцам-наемникам, уже отправилась под охраной в условленное место в десяти часах пути от Винницы, в сторону Львова. Главным «штурманом» этой процессии была мама Хая, или отдельная часть тела этой женщины.
А еще через ночь, уехал и сам Иосиф, до того выгреб все, что можно, кроме, только что мебели, о чем в семье проскользнула тень вселенской еврейской скорби, но быстро улетучилась, с новым приступом зуда у мамы Хаи. Уже всем было понятно и без всяких примет, что тучи сгущаются, а тохесы европейского семейства имеют возможность больше не чесаться. У мертвых же ничего не чешется?
Подобный побег, случись он на день позже, да еще и со всем имуществом, вероятно, не состоялся бы. Забрать получилось бы только серебро и золото, да людей с некоторым запасом еды. Но не зря зудела задница Хаи. Ой, не зря! Пришли сведения, что, пограбив Причерноморье, дойдя границы с османской Молдавией, полчища кочевников развернулись и устремились в сторону Винницы.
В городе все знали, что кочевники из далеких русских, или не русских, но рядом с Московией, степей, сцепились с крымцами. По этому поводу в городе даже случился стихийный праздник, который между тем, принес весьма немало серебра Вогелю. Все были уверены, что татарва, а никто не различал калмыков и башкир, с кайсаками и ногайцами, перережет друг друга и, Бог даст, закончатся постоянные крымские набеги на Винницу и окрестности.
В том, что опасность не воспринималась всерьез, виновата и некоторая самоуверенность. На самой условной границе с Крымским ханством стояло не такое и маленькое воинство из гайдуков и полностью лояльных короне казаков, были там и шляхетские отряды, даже одна хоругвь гусар. И то, что это войско сдержит степняков, казалось очевидным, тем более, что вероятное боестолкновение состоится не раньше, чем степняки схлестнуться друг с другом.
То воинство кочевники смели, словно и не заметили. Хотя среди степняков были пехотные полки и даже пушки, но все равно слишком быстро все получилось. Польско-казацкое войско поймали на том, что те не владели информацией. Удалось перехватить два разъезда и полностью их уничтожить. Поэтому, когда появилась, уже мчавшаяся во весь опор степная конница, среагировали не многие, а гусары так и не успели облачиться и седлать коней. Именно по этому роду войск был нанесен самый сильный удар. Дело в том, что существовали прямые расценки для степняков, в которых доспехи и кони гусар более остального были в цене.
Кони стоили больше всего, так как для степного воина был большой соблазн заполучить очень сильного коня, пусть и не столь полезного в степи, как туркменские лошади. И расставаться с трофейными конями кочевники не особо стремились.
Вождям объясняли, что кормить такого коня нужно и зерном и овсом, тут пожухлой степной травкой не обойтись. Вожди знали это лучше иных и хотели брать коней на породу. Так что именно кони были самым дорогим видом трофеев, больше, чем доспехи, даже гусарские. Дальше по стоимости шли люди. Тут градация была более чем большая. За ремесленника степняк мог получить немало серебра, а вот захваченные воины не ценились, потому их незатейливо умертвляли. Ждать от воина благосклонности или покорности, пусть и в будущем, не стоит, это уже устоявшееся отношение к жизни и службе. Хотя случались исключения.
Потому, что были обещаны немалые деньги за ремесленников, кочевники стремились в города. И тут их одергивали. Рядом с условными землями Войска Запорожского, или как некоторые амбициозные личности называли, «Гетманщиной», пока решено было не шалить. Имелся расчет, что эта личность, фамилия которой начинается на «Сагайда», а заканчивается на «чный», может оказаться полезной и лояльной, если только увидит успехи русского оружия и что условные его земли не тронуты.
Между тем, как бы не хотели степняки в города, Степан Иванович Волынский, как и командование в Москве, понимало, что нанести действительно серьезный урон противнику на украинах без пехоты и артиллерии, не представляется возможным. Кошмарить неукрепленные поселения можно, но это не дает серьезного результата, если есть города-крепости. Поэтому кочевники занимаются своим делом, ну а три полка, из которых один, армянский, нового строя, могут брать крепости, учитывая некоторое количество артиллерии.
Главная головная боль Волынского заключалась даже не в военных действиях, ни в проблемах перехода и перемещении орудий, а кочевники, справиться с которым оказывается очень сложно. Начать можно с того, что башкиры и калмыки неоднократно вступали в противостояние между собой. И как находили друг друга, если первоначально им нарезались удаленные территории? Но их битвы были ожесточенные, а военные советы проходили либо с башкирскими вождями, либо, соответственно, с калмыками. Если эти кочевники тут, на исполнении своего долга перед единым сюзереном, грызутся, что же будет происходить в Поволжье, степях юга Урала и Сибири?
Степняки, они ведь так же разные, особенно калмыки и башкиры. Следует только сказать, что калмыки — буддисты, ну а башкиры — мусульмане. А так же калмыки только прибывают в места, которые башкиры считали своими.
Относительно религии случился занятный случай, когда в одном поселении севернее Винницы, где действовали калмыки, местные жители решили отвадить кочевников. На въезде в деревню были вывешены свиные головы, а все свиньи, что были у населения, «пошли погулять» по деревне. Мусульмане не решились бы и войти в деревню, уж слишком много тут развешано харама-запрета. Ну а калмыкам было безразлично. Напротив, они обозлились таким отношением к животным и не поленились,