Я вся напряглась, обострив все свое восприятие, хотя делала вид, что рассеянно слежу взглядом за сельскими пейзажами, проплывавшими мимо.

— Мисс Орлеон такая воспитанная молодая леди и вполне очаровательная. Мэттью был ей представлен, когда ездил в Лондон на Сезон в прошлом году.

Мои брови взлетели вверх непроизвольно.

— Неужто это так забавно, что Мэттью посетил Сезон? — спросила миссис Мелькорт.

— Он, кажется, вполне довольствуется своими розами на своей ферме Вистерия.

— Жизнь — это нечто большее, чем цветы, мисс Смит. У него есть долг — жениться, а я твердо намерена проследить, чтобы женился он удачно. Он более не может продолжать жить от щедрот мистера Мелькорта.

— От щедрот?

— Мой муж предоставляет в пользование Мэттью ферму Вистерия, а также оплачивает прочие его нужды.

Мы погрузились в неловкое молчание и ехали так, покуда не завидели въездные ворота Хайбери Хаус. Я взглянула на миссис Мелькорт, подумав, что пора поблагодарить ее за то, что подвезла меня обратно, как вдруг она наклонилась ко мне вплотную:

— В этом домовладении вы занимаете своебразную позицию, мисс Смит.

— Я не думаю о себе как о ком-то, кто имеет какое-либо отношение к этому домовладению, поскольку здесь я не более, чем гостья, — сказала я.

миссис Мелькорт еще ближе приклонила ко мне свою голову:

— И все же мой муж платит вам заработную плату за вашу работу. Гостям платить не принято.

Я была уже готова ответить, когда мое сердце начало сильно колотиться, а моя голова стала вдруг легкой и пустой. Я прижала руку к груди.

— Мисс Смит, вам дурно? — спросила меня миссис Мелькорт второй раз за нынешний день, от ледяного звука ее голоса, казалось, даже раскаленный летней послеполуденной жарой воздух мог остыть.

Это странное ощущение поглотило, было, меня, но тут же рассеялось. Я чуть покачала головой: — Я в порядке, благодарю, — решив, что, как только вернусь в свой коттедж садовника, то тотчас же приложу к шее влажное полотенце и распущу шнуровку корсета.

миссис Мелькорт, прищурившись, глядела на меня: — Вы выглядите слегка бледной.

— Вздор, — сказала я, покуда Михельсон останавливал экипаж. Из конюшни выскочил мальчик — помощник конюха и поймал брошенные ему кучером поводья, удерживая лошадей.

Я уже встала, когда миссис Мелькорт сказала: — Вам лучше позволить Михельсону помочь вам спуститься наземь.

— Я сделана из более прочного материала, чем большинство дам, — сказала я. Ногу, дрожавшую и подламывавшуюся, я уже поставила на ступеньку короткой лестницы, разложенной так, чтоб спуститься с подножки экипажа вниз. Мое сердце снова поплыло, но я сделала глубокий вдох. Одна ступенька. Две ступеньки. Три ступеньки.

Когда мой ботинок коснулся земли, весь окружающий мир перед моим взором сжался вдруг до одной точки, не более булавочной головки размером, а затем все стало черным.

Когда я открыла глаза вновь, оказалось, что я смотрю в лицо незнакомому мужчине в черном пальто, внушительные бачки кудлатились по бокам его лица, по последнему писку моды конца прошлого века.

— Вот вы и вернулись к нам, мисс Смит, — сказал он, отсаживаясь назад.

— Кто?.. — я попыталась сделать усилие и сесть, но не сумела, а лишь поняла, что не знаю, где нахожусь, и понятия не имею, как я тут очутилась.

— Я Доктор Ирвинг, — сказал он.

— Что произошло?

Доктор Ирвинг оглянулся через плечо и я осознала, что в дверном проеме, заполнив его без остатка, виднеется миссис Крисли, — стоит, сложив руки на груди.

— Вы в моей гостиной. вы упали в обморок, во внутреннем дворе особняка, — сказала экономка.

— Вы помните, как обмерли? — спросил Доктор Ирвинг.

Я закрыла глаза, крепко зажмурилась, пытаясь припомнить: — Помню, как спускалась из экипажа.

— Миссис Мелькорт сказала, вы упали в обморок, — сказала миссис Крисли.

Я нахмурилась от того, настолько ледяным был тон миссис Крисли. Эта женщина всегда была учтива, но в тот момент я почувствовала себя словно служанка, что утюгом подпалила хозяйкины кружева.

— Уверен, мисс Смит была бы признательна за чашечку чаю, — сказал Доктор Ирвинг. — Не чересчур крепкий, но с большим количеством сахару.

Глаза экономки недовольно сузились, но, тем не менее, она кивнула и ушла.

Стоило двери закрыться за ней, улыбка сошла с лица Доктора:

— Мисс Смит, вы раньше когда-либо испытывали подобные обмирания?

— Нет.

— У матери вашей имелась ли привычка обмороков? — спросил он.

— Я не была осведомлена о такой ее привычке. Она мертва.

Он прикусил губу:

— А какие-либо иные симптомы вам доводилось испытывать ранее?

— Я не понимаю. Симптомы чего?

Он вздохнул: — Вы ранее чувствовали, что не в силах есть либо пить?

— Нет.

— Головокружения?

— Нет, кроме как нынче днем.

— Прошу Вашего прощения за то, что столь прямолинеен, но не замечали ли вы, что одежда Ваша уже не так сидит на вас, как прежде? — спросил он.

Я нахмурилась:

— У меня в гардеробе есть определенные вещи, которые сидят на мне лучше, чем другие. Но вы должны понять, Доктор Ирвинг, в моей работе имеются аспекты, которые требуют физической активности такой степени, которой большинство леди заниматься не доводилось.

— Я не могу выискивать вину в Вашем горячем желании физически упражняться, мисс Смит. На самом деле, хотел бы я, чтоб побольше леди и джентльменов заняли бы себя активностями на свежем воздухе

— Тогда вы согласитесь, что со мною не случилось ничего дурного и что со мною все в порядке.

— Я действительно извиняюсь за интимность этого вопроса, мисс Смит, но когда был самый последний раз, что вы ожидали вашу менструацию?

Я резко вскинула на него взгляд:

— Что?

— Когда была ваша последняя менструация? — спросил он, как если бы переводил для кого-то, кто говорит на другом языке.

В уме я произвела лихорадочно быстрый подсчет, изо всех сил стараясь припомнить тот самый последний раз, когда мне понадобился тот ворох лоскутов, которые я хранила в плоской коробке в своем шифоньере. Несомненно, это было всего лишь несколько недель назад. Когда мы сооружали беседкимежду Садом поэта и Водным садиком. Помню, мне тогда пришлось отпрашиваться, чтобы поправить….

Это было два месяца назад, еще до званого вечера у Мелькортов.

— Доктор Ирвинг, — голос мой стал громче, поскольку во мне нарастала паника, — Вы ведь, конечно, не предполагаете, что…