двадцати двух, стоя возле самой решётки, вытягивал шею, чтобы увидеть их, но ему это не удавалось.

– Моя там, – пояснил он Артёму, – Нелька из «Левой колонны».

Зайцев сочувственно кивнул.

– Познакомимся, что ли, – парень протянул руку, – Даниленков Борис.

Артём назвал себя.

– Ты недавно ходишь? Я тебя раньше на митингах не видел.

– Почему же? Давно. Просто я не из этой организации.

– А ты из какой?

– Да больше сам по себе. А ты?

Он назвал одну из крупных либеральных партий, придерживавшихся антикоммунистических взглядов. Артём не успел решить, высказать ему своё удивление его участием в акции левых сил или просто прервать общение и презрительно отвернуться, когда в коридоре появился сержант милиции с тяжёлой связкой ключей.

– Зайцев, есть такой?

– Я, – ответил Артём.

– Выходи.

Его провели по длинному коридору с кафельным полом и крашеными стенами в кабинет, где оформлялись протоколы на административно задержанных. За компьютером сидел лейтенант милиции и одним пальцем вбивал в стандартную форму фамилии, имена и адреса.

Рядом с лейтенантом сидел седой человек в штатском костюме и галстуке. За всё время, пока с Артёма брали объяснение, он не проронил ни слова.

Процедура записи данных и оформления штрафа заняла минут десять-пятнадцать. Ещё несколько минут старый матричный принтер с диким скрипом выплёвывал листы протокола и объяснения.

– Вот здесь распишись, – ткнул пальцем лейтенант, и Артём равнодушно подписался.

В этот момент человек в штатском что-то ему сказал – Артём не расслышал, что именно, и милиционер вышел из кабинета, забрав с собой объяснение и паспорт Артёма.

Дверь кабинета закрылась.

– Артём Николаевич, – произнёс человек в штатском скорее утвердительно, чем вопросительно, – здорово Вы начистили физиономию Усольцеву, ничего не скажешь. Чем же он Вам так не угодил?

«Вот оно в чём дело, – подумал Артём, – значит побои снял, сука».

– На почве внезапно возникшей личной неприязни, – сказал он нейтральным тоном. Это была фраза из его уголовного дела, но фраза типовая, проходящая через тысячи и десятки тысяч дел. – В состоянии алкогольного опьянения, – добавил он так же спокойно.

«Морду я ему, конечно, разбил, но вряд ли потянет на вред средней тяжести, – проносились в голове мысли, разбегаясь в разные стороны, – а за лёгкий вред не должны брать под стражу… под стражу… под стражу…»

– Вы же ранее судимы, – сказал собеседник таким же голосом, то ли спрашивая, то ли утверждая, – и говорите языком милицейского протокола.

– Статья сто одиннадцатая, часть третья, – ответил Артём сквозь зубы.

– Я знаю, Артём Николаевич, – он улыбнулся одними уголками глаз. – Поэтому и говорите протокольными фразами. А мы с Вами пока без протокола… беседуем. Давайте, кстати, познакомимся. Меня зовут Павел Дмитриевич, – он протянул Артёму «корочку» удостоверения с крупными буквами «Федеральная служба безопасности».

Глава девятая

Да, Наде не удалось поговорить с Усольцевым, не удалось и пробиться к нему поближе, она даже не была уверена, что он её видел. Но её почему-то не задержали, хотя она была достаточно засвечена на политических мероприятиях, и она осталась на лавочке на Пушкинской площади.

И даже когда все оставшиеся на свободе участники несостоявшегося митинга разбежались кто в метро, кто по соседним улицам, Надя продолжала одиноко сидеть на скамейке и смотреть в одну точку.

Наконец, понимая, что ждать ей здесь некого, она заставила себя подняться.

Через несколько минут её уносил голубой поезд метро, а ещё минут через десять она вновь поднялась на поверхность и шла к отделению милиции.

Во дворе жёлтого здания маячила знакомая чуть сгорбленная фигура Бориса Даниленкова. Он нервно протирал салфеткой очки, и во всей его интеллигентной внешности сквозила потерянность. Наде стало его невольно жалко.

– Ну как там дела? – спросила Надя, коротко поздоровавшись.

– Меня отпустили, – ответил Борис, – видимо, первым. Вот Нелю жду.

– Алексей там? – спросила Надя.

Борис покачал головой, и Надя утратила живой интерес к происходящему.

– Ладно, я тогда ждать не буду. Неле от меня привет передавай.

Он кивнул.

Выйдя в переулок, Надя набрала на мобильном номер Усольцева. К её удивлению, он оказался на связи и сразу взял трубку.

– Ты в ментовке или где? – спросила девушка. – Мне надо с тобой поговорить.

– Я в штабе, – ответил Алексей, – приезжай.

Отключившись, он тяжело вздохнул. Усольцев не любил выяснять отношения и расставлять точки над i, предпочитая тянуть время и сохранять неопределённость, но в данном случае этого было не избежать.

Через полчаса Надя уже быстрым шагом шла от метро к штабу «Левой колонны». Но Усольцев уже ждал её на лавочке возле подъезда.

– Мне надо с тобой серьёзно поговорить, – выдохнула Надя, не здороваясь.

Алексей кивнул, сохраняя своё обычное спокойствие, не изменявшее ему практически никогда.

– Присаживайся.

– Лёшенька! – Надя схватила его за руки, как будто боялась, что он убежит, исчезнет, и слёзы встали в её глазах – Усольцев ненавидел слёзы, для него они ассоциировались с неадекватным поведением и невозможностью спокойного обсуждения вопроса. – Лёшенька, как же нам дальше жить-то?

– Жить как жили, – произнёс он как в тумане.

– Лёшенька, а как же ребёнок? – Надины руки со всей силы сжали его пальцы. – Ведь никто ж не знает. Тебе только сказала…

– Чего же ты хочешь? – Усольцев без подготовки пошёл на предельную откровенность. – Чтобы я женился на тебе, что ли? Ты знаешь и всегда знала, что это невозможно. Ты знала, что есть Олеся, и… ну ты понимаешь. Если о материальной помощи…

Он не договорил. Надя уткнулась лицом в его плечо и разревелась. А этого Усольцев никогда не понимал и не умел