Они принялись исследовать артефакт, но кроме состава его поверхности, состоящей из непримечательной смеси металлических сплавов и керамики, ничего больше не получили.

— Коммандер, — сказал Тахл, — я не знаю, что это значит, но длина каждой стороны основания одна тысяча шестьсот двенадцать футов. Точная длина нашего корпуса.

— Что это значит?

— Я не знаю.

Они снова начали исследование. Просмотрели толщу астероида под пирамидой, и снова ничего: ни раскопок, ни туннелей, ни зарытых устройств.

Наступила тишина.

— Что это? — спросил Фурд.

— Это объект, — ответил Смитсон, — который Она установила, чтобы мы задавали вопросы вроде «Что это?».

Краткий миг безмолвия. Фурд приказал отправить больше зондов к пирамиде (ничего), к астероиду (ничего) и «Вере» (все еще скрыта экраном, позиция не изменилась, вне досягаемости). Новая инкарнация «аутсайдера» в роли инструмента самого себя стартовала неубедительно.

— Кир, Она прежде такое делала?

— Нет, коммандер.

— Ничего подобного во всех свидетельствах о прежних столкновениях с «Верой»?

— Нет, коммандер. Ничего даже отдаленно похожего.

— Вы готовы открыть огонь по пирамиде?

— Да, коммандер.

— У вас есть хоть какое-то представление о том, что произойдет после атаки?

— Нет, коммандер.

— У меня тоже. Но мы знаем, что это будет нечто загадочное; нечто таинственное, непостижимое, не так ли?

— Да, коммандер.

— Тогда мы знаем, что нам нужно сделать, не так ли?

Они ушли прочь.

Выдерживая точное расстояние, теперь, когда вернулась Каанг, «Чарльз Мэнсон» развернулся на сорок пять градусов и направился к выходу из Пояса. Во время маневра он описал идеальный полукруг, астероид, пирамида и все еще невидимая «Вера» остались слева по борту. Когда маневр завершился, все три объекта находились на прежнем расстоянии от «Чарльза Мэнсона», только уже за кормой.

«Аутсайдер» вышел из Пояса и направился вглубь системы, к Гору 4, к Шахре. Что бы сделала пирамида, если бы по ней выстрелили, осталось тайной, но экипаж решил не обращать на нее внимания.

Фурд взглянул на кормовую секцию экрана и слабо улыбнулся. «Пусть теперь Она нас преследует, — подумал он. — „Вера“ побила нас у Гора пять, здесь мы сыграли вничью, а теперь пришла очередь Гора четыре. И я знаю, как Ее победить».

На Горе 4 не было даже отблесков бурлящих цветов или тектоники Гора 5. Скучно-серый, с гигантским плоским лицом, он был массивным и безучастным, как присевший борец сумо. «Чарльз Мэнсон» приближался к нему медленно, с бесконечной осторожностью.

Гравитация давным-давно лишила планету всех черт, сделав ее невыразительной и пустой. Гравитация искажала даже лучи света, а потому на экране мостика Гор 4 казался размытым, словно не в фокусе. На поверхности великана и под ней лежали несметные залежи тяжелых химических элементов, но добыть их никто не мог. Гор 4 был самым массивным планетарным телом в известной галактике, и ничто живое или механическое не смогло бы устоять на его поверхности. Та походила на подлинный пейзаж ада: не яркая пышность Гора 5, но плоская бесконечная монотонность.

Когда шахране освободили дорогу Содружеству (без сопротивления, кажется, даже не особо заметив), оно критически оценило новую систему. На Шахре было полно жилого места, минералов и сырья, одна она делала прибавление бесценным, но не только. Внутренние планеты интереса не представляли, но в поясе астероидов и на Горе 5 нашли залежи тяжелых элементов.

Но и на этом история не кончилась: Гор 4 имел больше естественных богатств, чем вся система вместе взятая. Содружество решило начать его исследование. А потом все поняло.

Люди знали о невероятной массе и плотности Гора 4, о том, как он разорвал на части несколько планет размером с Гор 5 и создал целый пояс астероидов. Ученые провели вычисления, пытаясь определить силу и воздействие гравитации на гиганте, но они оказались неверными. Гор 4 был настолько массивным, что обладал некоторыми признаками нейтронной звезды. Гравитация, эта самая странная форма насилия, была не просто продуктом массы и плотности, но в крайних своих формах влияла на свет и даже время, а ни на одной другой планете она не была настолько чудовищной, как на Горе 4. Когда первые корабли Содружества попытались к нему приблизиться, то попали в плен, даже не добравшись до ожидаемой границы гравитационного поля, то же случилось и с автоматическими зондами. Содружество пришло к выводу, что Гор 4 ничего ему не отдаст. Его богатства остались недосягаемыми. Люди посчитали его еще более жестоким и угрожающим, чем Гор 5, и оставили в покое.

Они оказались правы. Планету действительно следовало оставить в покое, но она не была жестокой и даже — в привычном смысле слова — угрожающей. Она походила на массу отсутствий: на ней отсутствовали шум, цвет, движения, тектоника, разнообразие ландшафта. Гравитация выровняла и заглушила все. Планета просто существовала, но на определенной дистанции от нее любое другое существование становилось невозможным.

«Чарльз Мэнсон» находился далеко от этой границы. Он уже пять часов медленно и осторожно приближался к Гору 4, и лететь предстояло еще по крайней мере три часа. На экране росло изображение гиганта, но команда очень быстро от него устала, так как оно не давало взгляду ничего. Они знали о планете многое и прекрасно понимали, что за всю их жизнь — даже если им повезет и они успеют состариться — ничто и никогда не приблизится к ее поверхности. Она была странно неинтересной — буквально, массивно неинтересной, — несмотря на то что они намеревались сделать с ее помощью.

В последнее время Шулху часто ловил себя на том, что с полным безразличием ходит по коридорам Хришшихра. С каждым днем холодало, а сам замок опустел — остальные семьи уехали в горы. Она пришла снова, и до него доносились слухи о тревожных событиях во Впадине и даже здесь, в предгорье Ирширрхи. Недавно к нему привели кого-то по имени Блент, довольно воинственного и глупого молодого человека. Похоже, тот был потомком Риккарда Блента (пра-пра-правнуком? Шулху так и не разобрался в родственных связях людей) и хотел проникнуть в склеп и прочитать Книгу Шрахра, как и его предок. Шулху отослал нарушителя в долину, но, в отличие от своего предка, парень не понес наказания. Это было бы бессмысленно. Заслуженно, но бессмысленно.

Позже в тот день Шулху стоял перед Хришшихром, завернувшись от ветра в плащ, и смотрел на огромный фасад горного замка, так же как Фурд, когда тот приехал сюда. Шрахр, символ нуля и бесконечности, символ «Веры», все еще виднелся там, где его кто-то небрежно нарисовал. Черная краска уже облупилась и начала отваливаться.